Жадность, прикрытая заботой, часто оказывается предательством. Если кто-то думает, что родная кровь — это гарантия любви, пусть эта история остудит их наивные мечты.
Мария Степановна прожила жизнь тихо и честно. Овдовела рано, одна вырастила двоих: дочь Светлану и сына Игоря. Работала санитаркой в поликлинике, не роптала, не просила ни у кого помощи. Всё отдавала детям, веря, что они скрасят её старость.
Когда ей стукнуло 74, здоровье стало сдавать. Сердце барахлило, ноги не слушались, давление прыгало. Светлана предложила матери продать старый дом в деревне и переехать к ней в московскую квартиру.
— Мама, тебе одной там невозможно, а у нас тесно не будет, внуки тебя радовать будут, — уговаривала дочь, улыбаясь неестественно широко.
Мария Степановна поверила. Продала дом, отдала деньги дочери — «на обустройство». Переехала.
Первые дни казались раем: уют, семейные ужины, смех внуков. Но вскоре Светлану стало раздражать всё: бабушкины привычки, бесконечные советы, даже шарканье тапочек по полу.
— Мам, тебе нужен профессиональный уход. Я нашла хороший дом для пожилых. Там тебе будет лучше.
И увезли. Без споров, без лишних слов. Оформили как «временное размещение» — и не вернулись.
Но у Марии был ещё сын — Игорь. Жил в Петербурге, навещал редко, но мать всегда говорила: «Игорек у меня добрый. Не бросит». И не ошиблась.
Он приехал внезапно — хотел порадовать мать. Но дома её не нашёл. Соседи рассказали всё: как увезли старушку, как продали её дом, как Света распорядилась деньгами.
Игорь рванул в пансионат. Увидел мать — сгорбленную, с потухшим взглядом. Сердце оборвалось.
— Мам… как так вышло? — опустился перед ней на колени. — Ты этого не заслужила…
Плакали оба. Она — от стыда и боли. Он — от гнева и вины. И тогда Игорь решил: заберёт её к себе.
Через месяц Мария Степановна вошла в новый дом — уютный коттедж на окраине Питера. Там пахло свежей выпечкой, в саду цвели пионы, а на кухне звенел самовар.
— Мама, это твой дом. Ты здесь хозяйка.
Невестка обняла свекровь: «Вы для нас — как родная».
Казалось бы, счастье. Но тут явилась Светлана. Пришла в пансионат за «компенсацией» — так она называла пенсию матери, которую забирала под предлогом «трудных времён».
Но Марии там уже не было. Узнав адрес, примчалась с фальшивыми слезами:
— Мам, у нас кризис, муж без работы… Ты же не отвернешься?
Но вместо покорной старушки её встретил ледяной взгляд брата:
— Света, уходи. Дом мой. Мама останется здесь. А если тебе плохо — возвращайся в деревню. Или в пансионат записывайся — там, говорила, «уход и забота».
— Я тоже её дочь!
— Та, что сдала её, как ненужную вещь? Больше не приходи.
Светлана ушла. Без слёз. Без раскаяния. Лишь сжав кулаки.
А Мария Степановна сидела в кресле, согревая ладони о чашку чая, и впервые за долгие годы чувствовала — она не в тягость. Её любят.
Сын накинул ей на плечи плед, поцеловал в макушку:
— Всё будет хорошо, мам. Обещаю.
