Вчера утром мама позвонила мне взволнованным голосом:
— Дочка, сбегай, пожалуйста, к тёте Лиде. Она расстроена, просила юридической помощи. Больше ничего не объяснила, только сказала, что ты разбираешься…
Я знала Лидию Фёдоровну с детства. Мы жили в одном доме, и даже после моего замужества я, навещая маму, всегда здоровалась с тётей Лидой на скамейке у подъезда. Ей уже за восемьдесят, но ещё недавно она бодро ходила по двору, угощала маму пирогами и часами болтала с соседками. В последнее время жаловалась на сердце и давление. Младший сын Сергей жил с ней и заботился о ней. А старший — Артём — жил в другом районе и навещал её редко.
Когда-то Артём уехал учиться в военное училище, потом служил, обзавёлся семьёй, получил квартиру, дачу, машину. Жил хорошо, но от матери отдалился — то молчал, то обижался, то командовал. Сергей же остался рядом. И этой весной Лидия Фёдоровна решила передать ему квартиру в дар.
Старший сын узнал и… промолчал. Сказал:
— Мне не надо, у меня всё есть. Пусть у Серёжи хоть что-то будет.
Казалось бы, вопрос решён. Но спокойствие длилось недолго.
Когда я вечером зашла к Лидии Фёдоровне, по её лицу было видно — она плакала. Она села, вытерла слёзы и тихо спросила:
— Дочь… где можно сделать генетическую экспертизу?
Я обомлела.
— Тётя Лида, зачем вам это?
И она рассказала. Несколько дней назад к ней явился Артём. Вошёл, хмурый, и с порога заявил:
— Я не сын твоего мужа. У нас с ним разные группы крови. Теперь ясно, почему ты отдала квартиру Сергею, а не мне. Я для тебя чужой. А он — родной.
С этими словами он хлопнул дверью и ушёл. Не дал ей и слова сказать. Теперь не берёт трубку.
Тётя Лида прошептала:
— У моего мужа была положительная группа крови, это я помню… А свою — нет. В старом паспорте записывали, но его давно сменила. А Артёма… Когда он родился, я и не задумывалась об этом, спросить не у кого…
Ей посоветовали ДНК-тест. Но я объяснила: её муж умер больше двадцати лет назад. Для экспертизы нужны либо его биоматериалы, либо эксгумация. А это — только через суд, и не факт, что разрешат. Да и стоит это огромных денег.
Лидия Фёдоровна снова заплакала:
— Значит, я не смогу доказать ему, что он — сын моего мужа?
Тут я не выдержала. Голос мой дрожал:
— Тётя Лида! Вы никому ничего не обязаны доказывать! Он даже свою группу крови не назвал. Он просто обиделся. Придумал повод, чтобы вас ранить. Он взрослый мужчина, а ведёт себя, как ребёнок. Вы поступили честно — отдали квартуру тому, кто был рядом. А он нашёл способ ударить вас побольнее.
Я сделала паузу, затем добавила:
— Хотите — сходите с Сергеем в поликлинику, проверьте группы. Может, в роддоме сохранились записи. Или в архиве. Но даже если нет — Артём должен прийти и извиниться. А не швыряться обвинениями, которые режут больнее ножа.
Она кивнула, успокоившись немного.
— Ты права… Но он всё равно не берёт трубку…
Я попросила у неё номер Артёма. Выйдя на улицу, набрала его. Он ответил.
— Здравствуйте, — сказала я. — Я соседка вашей мамы.
— Что вам?
— Хочу поговорить о Лидии Фёдоровне…
— Говорите.
— Она очень переживает…
И тут он резко бросил трубку.
Я стояла, глядя на телефон. В груди щемило от одной мысли: как легко рвутся даже самые крепкие узы, когда любовь сменяется обидой. Как страшно, когда родной сын обвиняет мать в том, чего она не совершала.
Лидия Фёдоровна не предала. Она просто отдала жильё тому, кто был рядом. А старший сам ушёл. И теперь мстит — холодно, без слов. А ведь для неё он всегда был сыном. Родным. Единственным. До этого дня.
