Валентина Сергеевна так резко поставила чашку, что чай пролился на вышитую скатерть. В трубке ещё звучал возмущённый голос соседки Лидии Петровны.
— Валя, ну как так можно? Собственных внуков лишать общения! Машеньке всего пять лет, а Вовочке и трёх нет. Они же скучают!
— Лида, не лезь не в своё дело, — отрезала Валентина Сергеевна. — У каждого своя правда.
— Какая может быть правда против детей? Вон, гляди, во дворе играют, а твои-то где?
Валентина Сергеевна вздохнула. Да, во дворе кричали ребятишки, а её внучка Маша когда-то так же просила: «Бабушка, качай!» — и смеялась на качелях.
— Мне некогда болтать. Прощай.
Она бросила трубку и зашла на кухню. На холодильнике ещё висели Машины рисунки — синие закорючки, которые та называла «море для бабушки». Валентина Сергеевна сняла их и сунула в ящик.
В дверь позвонили. В глазке мелькнуло знакомое лицо — сын Дмитрий с пакетами в руках.
— Мам, открой, — устало попросил он.
Она открыла, но не пропустила его внутрь.
— Если опять насчёт детей — сразу уходи.
Дмитрий поставил пакеты на пол.
— Мам, ну что за упрямство? Наташа слёгла, температура под сорок. Мне на смену, детей не с кем оставить.
— Наняли бы няню. Зарплата у вас вроде не копеечная.
— Да за день кого найдёшь? Мам, это же твои внуки!
— Мои? — усмехнулась она. — А когда меня полгода назад из вашей квартиры выставили, они тоже были моими?
Дмитрий провёл рукой по лицу.
— Мам, мы же объясняли. Тесно стало, дети подросли…
— Тесно? Двадцать лет мне не было тесно с вами, а вам — с бабкой на шее стало?
— Мы же квартиру снимаем…
— Снимаете? На мою пенсию и ваши пять тысяч?
Голос её дрожал.
— Я вас растила, потом внуков нянчила. Стирала, варила, убирала. А как подросли — вот вам, бабка, сумку и вон.
Дмитрий молчал. Он знал, что возразить нечего.
— Послушай, — начал он тише. — Поступали мы, может, и некрасиво. Но дети-то чем виноваты?
— Они не виноваты. — Валентина Сергеевна вдруг устало опустилась на стул. — Но я больше не хочу, чтобы видели, как вы матерью попираете. Пусть помнят меня доброй, а не обозлённой старухой.
— Мы тебя не используем!
— Нет? Кто звонит каждую неделю: «Мам, посиди»? Кто подкидывает сопливых, потому что в сад нельзя? Кто на выходные сваливает, чтоб отдохнуть?
Дмитрий открыл рот, но она его опередила:
— А когда у меня в прошлом месяце давление скакало, кто приехал? Лидия Петровна! Не сын, не сноха — соседка!
— Мам, работа, дети…
— У всех работа. Но нормальные люди родителей не забывают.
Дмитрий понял, что сегодня проиграл.
— Ладно, — вздохнул он, поднимая пакеты. — Но это неправильно. Дети спрашивают, почему бабушка их бросила.
Сердце ёкнуло, но Валентина Сергеевна лишь холодно ответила:
— Скажи, что бабушка устала быть бесплатной прислугой.
Когда он ушёл, она долго стояла у окна. Внизу играли дети, и одна девочка так похожа была на Машу — те же светлые косички.
Телефон снова зазвонил. «Дмитрий».
— Мам, — начал он без предисловий. — Я понимаю, обидели мы тебя. Но дети страдают. Вова твоё имя забыл…
Последние слова вонзились в сердце.
— Чего ты хочешь? — прошептала она.
— Чтобы ты простила. Чтобы внуки бабушку видели.
— А я хочу, чтобы меня уважали. Не выгоняли, как надоевшую кошку.
— Мам, ну хватит!
— Да, хватит. — Она вдруг осознала, что устала. — Живите как хотите. Я свое отработала.
Вечером пришла Лидия Петровна с пирогами.
— Валюш, напекла тебе ватрушек. Знаю, одна не балИ когда соседка ушла, Валентина Сергеевна ещё долго сидела в тишине, глядя на закат за окном, и думала, что, может быть, настоящая любовь — это не только уметь отдавать, но и научиться беречь себя.
