Ты только послушай, какая история…
Когда утром зазвонил телефон, Наташа даже не сразу поняла, проснулась ли она уже или всё ещё спит. На экране — «мама». Сон сразу как ветром сдуло. Голос у матери бодрый, даже веселый:
— Ты ещё валяешься, соня? А я тут пироги испекла. Завтра жду тебя с Игорем. Разговор серьёзный. Нет, не про дачу. Про завещание! Не хочу, чтоб вы потом, на моих похоронах, дрались из-за квартиры да копеек. Приезжайте оба, без отмазок!
Наташа обомлела. Завещание? Похороны? Что за чушь? Но мать говорила так твёрдо, что спорить было бесполезно.
А в это время Людмила Фёдоровна, мать Наташи и Игоря, сидела за столом, поправляя пуховый платок. Рядом — соседка Валя, с беспокойством в глазах:
— Люся, ты что, заболела? О чём такие мрачные речи? Меня аж мороз по коже…
— Не бойся, Валь, просто хочу детей увидеть. Год как не виделись. Каждый сам по себе, как будто не родные. А вдруг завтра что случится? Кто им всё объяснит? Да и проверить хочу… Кто из них по-настоящему меня любит.
С этими словами Людмила Фёдоровна проводила соседку и отправилась отдыхать. Завтра предстоял важный день.
Утро выдалось хмурым, будто под стать её плану. Она убралась в доме, надела старый халат, умылась и села в кресло, затаив дыхание. Через час постучали в дверь.
Первой ворвалась Наташа — запыхавшаяся, с широкими глазами.
— Мам! Что случилось? Ты нездорова? Какое завещание?! — затараторила она, бросаясь к матери.
За ней, не спеша, зашёл Игорь.
— Ну ты даёшь, мать. Уже на тот свет собралась? Или рановато?
— Садитесь за стол, дети, — спокойно сказала Людмила Фёдоровна. — И зовите своих. Катя, Серёжа, проходите, не стесняйтесь.
Когда все расселись, она начала:
— Слушайте и не перебивайте. Хочу сказать, пока могу. Старость — не радость, а я тут одна. Болезни не предупреждают. Но сначала — работа по дому. Кто, если не родные, старухе поможет? Дрова нарубить, обед приготовить…
Наташа с Катей кивнули и взялись за дело. Людмила Фёдоровна наблюдала: тесто липнет к рукам, картошку режут толсто, кастрюли гремят. «Городские неумёхи», — подумала она с грустью, но вслух не упрекнула. Не в этом дело.
После ужина она попросила Серёжу и Катю выйти — осталась с детьми.
— Теперь слушайте. Квартиру, где вы выросли, я оставлю Вале, соседке. Она рядом, поможет, если что. Игорь, тебе — гараж, инструменты. Делай с ними, что хочешь. А тебе, Наташа, — сбережения. Всю пенсию копила, почти не тратила.
В комнате повисла тягостная тишина.
— Квартиру — соседке?! — наконец вырвалось у Игоря. — Ты в своём уме?
— А почему нет? Год ко мне не приходили. А Валя каждый день заходит. Ты, Игорь, меня на свадьбу не позвал — стыдно, что мать простая? А ты, Наташа, с тех пор, как за Васю замуж вышла, и не появлялась. А помнишь, как обиделась, когда я сказала, что он тебе не пара? Я ж права была…
— Мам, не надо… — прошептала Наташа.
— Нехорошо мне. Пойду полежу, — устало сказала Людмила Фёдоровна и закрыла дверь в спальню.
На улице начался спор.
— Это из-за тебя! — шипел Игорь. — Могла бы мать навещать. Теперь квартира Вале достанется!
— Да ладно! Я одна вкалываю! А ты с Катькой что делаешь? Она дома сидит, могла бы к маме ходить!
Они кричали, перебивали друг друга. Людмила сидела в кресле, глядя в окно. В глазах — слёзы. Где те дети, что летом бегали по двору? Где их тепло, забота?
Когда они вернулись, она уже не лежала — сидела, собранная, но глаза выдавали её.
— Мам, тебе же плохо… — начал Игорь.
— Уже лучше, — тихо ответила она. — Всё поняла. Я никому не нужна. Завещание? Будет. Позже. Когда решите — зачем вам эта квартира: чтобы помнить или чтобы делить?
Утром за завтраком все молчали. Только стук тарелок да скрип стульев. Первой заговорила Наташа:
— Прости нас, мама… Мы были не правы. Я буду приезжать, честно. Мы же семья…
Людмила кивнула. За столом стало как-то теплее.
С тех пор мало что изменилось… и многое. Игорь редко появлялся, но деньги присылал исправно. Наташа стала заходить чаще. Супчик, варенье, помощь в огороде. Но о завещании никто больше не спрашивал.
А оно уже давно лежало в нижнем ящике комода — подписанное и заверенное. Всё было разделено поровну. Потому что Людмила Фёдоровна всё так же любила своих детей. Даже если они иногда об этом забывали.
