Бабушка отказалась от внуков
Валентина Ильинична так резко поставила чашку на блюдце, что чай расплескался на скатерть. В трубке всё ещё звучал возмущённый голос соседки Тамары Степановны.
– Валя, ну как так можно? Своих же внуков не видишь! Машеньке только четыре, а Ванюшке и двух нет. Что они тебе плохого сделали?
– Томка, не лезь не в своё дело, – холодно ответила Валентина Ильинична. – У каждого свои причины.
– Какие могут быть причины против детей? Они по бабушке скучают!
Валентина Ильинична вздохнула и посмотрела во двор. Там играли соседские ребятишки, а она вспомнила, как её внуки бегали по этому же двору. Машенька вечно просила покачать её на качелях, а Ваня неуклюже гонялся за голубями.
– Томка, мне некогда. До свидания.
Она положила трубку и зашла на кухню. На холодильнике всё ещё висели детские рисунки – каракули фломастерами, которые Маша называла «портретом бабули». Валентина Ильинична сняла их и сунула в ящик.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. В глазок она увидела сына Дмитрия с пакетами в руках.
– Мам, открой, – устало попросил он.
Валентина Ильинична открыла, но не отошла от порога.
– Если опять пришёл уговаривать меня с внуками сидеть, можешь сразу уходить.
Дмитрий поставил пакеты и посмотрел на мать.
– Мам, ну что за капризы? У Кати температура под сорок. Мне на работу, а детей не с кем оставить.
– Найми няню. У вас же деньги водятся.
– Какую няню за день найдёшь? Мам, это же твои внуки!
– Мои внуки? – усмехнулась Валентина Ильинична. – А когда ты меня полгода назад из своей квартиры выставил, они тоже были моими внуками?
Дмитрий провёл рукой по лицу. Они уже сто раз это обсуждали.
– Мам, мы же объясняли. Нам стало тесно. Семье из четырёх человек в двушке мало места.
– Ага, тесно. А мне в старости по чужим углам скитаться – это нормально?
– Мы же помогаем…
– Твоя помощь – гроши! – голос Валентины Ильиничны дрогнул. – Двадцать лет я в вашей семье прожила. Твоих детей растила, пока вы с Катей карьеру строили. Стирала, убирала, готовила. А как подросли – бабка больше не нужна, можно и выставить!
– Мам, ну не было другого выхода…
– Был выход! Купить трёшку. Но вам важнее машину новую и отпуск в Египте.
Дмитрий молчал. Он знал, что мать права, но признаться в этом было трудно.
– Ладно, – сказал он тише, – может, мы и поступили неправильно. Но дети-то здесь при чём? Они тебя любят.
– А я их тоже люблю, – призналась Валентина Ильинична. – Поэтому и не хочу, чтобы видели, как с бабушкой обращаются. Пусть помнят меня доброй, а не той, кого используют.
– Мы тебя не используем!
– Не используете? А кто каждую неделю звонит, чтобы я с детьми посидела? Кто их приводит больными, потому что в садик нельзя? Кто на выходные подкидывает, чтобы самим отдохнуть?
Дмитрий открыл было рот, но мать не дала ему говорить:
– А когда у меня в прошлом месяце давление подскочило, кто ко мне пришёл? Соседка Тамара! Не сын, не невестка, а чужая тётка.
– Мам, у нас работа, дети…
– У всех работа. Но нормальные люди о родителях помнят.
Валентина Ильинична стояла в дверях, не пуская сына в квартиру. Дмитрий понял, что сегодня уговорить её не выйдет.
– Ладно, – он поднял пакеты, – но это неправильно, мам. Дети спрашивают, почему бабушка их не любит.
Эти слова кольнули, но Валентина Ильинична не дрогнула.
– Скажи им, что бабушка устала быть удобной.
Дмитрий ушёл, а она закрыла дверь и прислонилась к ней. Слёзы подступили, но она их сдержала.
Квартиру она снимала уже полгода. Однушку на окраине, подальше от прежнего дома. Хозяйка попалась добрая, но всё равно – чужие стены, чужие запахи.
А началось всё с того разговора за ужином. Дмитрий и Катя сидели на кухне, дети спали.
– Может, маме своё жильё поискать? – предложила Катя. – Дети подрастают, им свои комнаты нужны.
– Не знаю, – ответил Дмитрий. – Она же с детьми помогает.
– Помогает-то помогает, но вечно всем недовольна. Вчера Маше разрешила мультики до ночи смотреть, хотя я запрещала.
Валентина Ильинична тогда не спала до утра. А за завтраком Катя сказала прямо:
– Валентина Ильинична, мы думаем, вам пора отдельное жильё искать.
– То есть вы меня выгоняете?
– Ну что вы! Просто предлагаем пожить отдельно.
– На что? На пенсию в пятнадцать тысяч?
– Мы поможем, – пообещала Катя. – Первое время точно.
«Первое время». Как будто она просила милостыню, а не двадцать лет жизни отдала этой семье.
– Хорошо, – сказала тогда Валентина Ильинична. – Только запомните – вместе с квартирой теряете и бабушку.
Дмитрий и Катя переглянулись. Видимо, они не подумали об этом.
Телефон снова зазвонил. На экране – «Дмитрий».
– Мам, может, хватит упрямиться? Дети страдают. Маша твоё имя вспоминает, а Ваня уже забыл.
Эти слова пронзили сердце.
– Что ты хочешь услышать?
– Хочу, чтобы ты простила нас. Чтобы внуки бабушку видели.
– А я хочу, чтобы меня уважали. Не использовали, а уважали.
– Мы тебя уважаем…
– Вы меня выгнали!
– Мам, ну хватит! Что сделано, то сделано.
«Что сделано, то сделано». Ни раскаяния, ни извинений.
– Дмитрий, – тихо сказала Валентина Ильинична, – я тебя тридцать лет растила. Ночами не спала, когда ты болел. Работала на двух работах, чтобы ты институт окончил. Потом твоих детей нянчила. А ты меня – на съёмную квартиру.
– Мам…
– Запомни: я больше не удобная бабушка по вызову.
Она положила трубку. Пусть учатся жить самостоятельно. Ведь этого они и хотели.
