Вечер в хирургическом отделении тянулся медленно, будто время застыло. Воздух был густым, пропитанным запахом лекарств и хлорки. В углу сестринской, под тусклым светом лампы, сидела Анастасия Воробьёва хрупкая, с горящими глазами и растрёпанными белокурыми волосами. На коленях у неё лежала раскрытая книга Достоевский, её единственное утешение в этой тяжёлой жизни.
Днём она училась в медучилище, ночами подрабатывала санитаркой, а эти редкие минуты покоя были для неё как глоток свежего воздуха. Чтение помогало ей не сломаться среди ведёр с грязной водой и бесконечных уборок.
Ну и чем это мы тут занимаемся? Литературный клуб открыли?
Резкий голос ворвался в тишину. Настя вздрогнула. Книга исчезла из рук. Перед ней стоял Артём Васильевич, заведующий отделением. Он появился бесшумно, как всегда, будто подкарауливал момент, чтобы застать её врасплох. Невысокий, с редкими волосами и вечно недовольным выражением лица, он держал книгу двумя пальцами, словно она была заразной.
Достоевский? усмехнулся он. Очень благородно, конечно. Только вот, Воробьёва, вы не в библиотеке, а в больнице. Вам платят не за чтение, а за работу. Или вы думаете, у нас тут благотворительность?
Настя медленно поднялась. Страха не было лишь давняя обида, копившаяся годами.
Во-первых, платят мне так, что на хлеб еле хватает. А во-вторых, я всё сделала. Палаты убраны, пациенты накормлены. У меня нет права на пятиминутный отдых?
Ах, вот как! голос его стал громче. Ты ещё и пререкаешься? Ещё слово и ты вылетишь отсюда так, что и вспоминать не захочешь!
В этот момент дверь распахнулась. На пороге появилась Люда, её подруга и коллега. Окинув взглядом ситуацию, она тут же схватила Настю за руку.
Насть, срочно в четвёртую! Там дедушке плохо, нужна помощь!
Она вытащила её в коридор и уже на ходу бросила через плечо:
Извините, Артём Васильевич, сейчас разберёмся!
Когда они отошли подальше, Люда зашептала:
Ты с ума сошла? Зачем ты с ним связываешься? Он же тебя сожрёт! Он же на всё пойдёт, лишь бы показать свою власть!
Я не могу молчать, когда вижу, как человека топчут, тихо ответила Настя. Он не врач. Он палач.
Твои слова ничего не изменят. А вот тебе будет хуже. Подумай о маме!
Благоразумие Настя горько усмехнулась. Для неё это слово давно потеряло смысл. С шестнадцати лет она жила по одному правилу выживать любой ценой.
Закрыв глаза, она на мгновение перенеслась в прошлое. Солнечная гостиная. Отец, сильный и смеющийся, дарит ей большую куклу в кружевном платье. Этот подарок казался символом счастья, которое, как она думала, будет длиться вечно.
Но однажды вечером всё рухнуло. Отца избили в подъезде не за деньги, а в назидание. Конкуренты. Врачи спасли ему жизнь, но сломали позвоночник. Из жизнерадостного человека он превратился в озлобленного инвалида, вымещавшего свою боль на близких.
Мать, Галина Ивановна, не выдержала. После его смерти у неё случился инфаркт врачи говорили, что от нервного истощения. Шестнадцатилетняя Настя осталась одна. Она продала куклу, потом всё ценное, чтобы купить лекарства. Потом пошла работать сначала уборщицей, потом санитаркой.
Она видела, как умирают пациенты, как врачи проходят мимо, как человеческая жизнь становится никому не нужной. И тогда она поклялась: станет врачом. Настоящим. Тем, кто не отвернётся.
Ближе к трём часам ночи, когда больница затихла, Настю разбудил шум в приёмном покое. Она вскочила и побежала туда.
На кушетке сидел мужчина в рваной одежде, с грязным лицом, от него пахло потом и дешёвой водкой. Он сжимал бок, из-под пальцев сочилась кровь.
Что случилось? спросила она.
Ножом прохрипел он. За кошелёк
Артём Васильевич вышел из кабинета, услышав шум. Он окинул мужчину презрительным взглядом.
Кого это к нам принесло? Бомжа с помойки?
У него ножевое, сказала медсестра. Нужна срочная операция.
Заведующий даже не подошёл ближе.
Кто за него платить будет? У него же ни полиса, ни денег. Я не собираюсь пачкать операционную из-за отбросов.
Но он умрёт! вырвалось у медсестры.
Артём Васильевич холодно усмехнулся.
Пусть. Естественный отбор. Вызовите полицию.
Он развернулся и ушёл. Персонал замер. Мужчина на кушетке бледнел, терял сознание.
И тут в Насте что-то оборвалось. Вспомнился отец. Долгое ожидание скорой. Равнодушный врач: «Подождём, пока чай допьём».
В руках у неё было эмалированное судно. В этот момент оно казалось не посудой, а оружием. Люда схватила её за руку:
Насть, остановись!
Но Настя уже не слышала. Она вошла в кабинет без стука. Артём Васильевич сидел за столом, листая журнал.
Вы не врач! крикнула она. Вы давали клятву! Помогать всем и богатым, и бедным! А вы просто убийца!
Заведующий вскочил, лицо его покраснело от ярости.
Ты вообще кто такая, чтобы мне указывать?! Твоё дело полы мыть! Вон отсюда!
Полы мыть? переспросила Настя, и в её голосе не было страха. Хорошо.
И прежде чем он успел среагировать, она опрокинула судно ему на голову.
Тишина. Вода стекала по его лысеющему виску. Потом раздался дикий вопль.
УВОЛЕНА! Я тебя уничтожу!
Он выбежал в коридор. А в приёмном покое вдруг засуетились.
Быстро! Каталку! В операционную!
Колесо, застрявшее годами, наконец сдвинулось.
Настя молча собрала вещи и вышла из больницы. Утро было холодным, но внутри горело. Она не жалела. Но знала последствия будут.
Дома её ждала мать.
Настенька, что случилось?
Всё хорошо, мам.
Через пару часов в дверь постучали
Медсестра вылила мочеприемник на голову заведующего отделением, отказавшегося госпитализировать раненого бомжа в грязной одежде