Дневник
Когда мы с Витькой въехали в новый дом, на первом этаже уже жили пожилые соседи — Агния Семёновна и Трофим Максимович. Они всегда были вместе: и в магазин, и в поликлинику, и просто гулять шли под руку, друг друга поддерживая. Порознь я их почти не видела.
Как-то поздно вечером мы с Виктором возвращались с дня рождения друзей. У подъезда стояла «скорая», медики выносили кого-то на носилках. За ними, пошатываясь, семенил дед Трофим, едва успевая.
Его все звали просто «дедом», а вот к жене — исключительно «Агния Семёновна». Лицо старика было изрезано морщинами, седые щетинистые брови нависали над бледными, почти прозрачными глазами. Он казался растерянным и испуганным.
— Что случилось? — спросил Виктор.
Трофим Максимович лишь махнул рукой — то ли «всё плохо», то ли «не до тебя». Виктор обратился к санитару, ловко загружавшему в машину носилки с хрупкой старушкой.
— А вы кто? — недовольно буркнул тот.
— Соседи. Переживаем.
— Мешать не надо — переживайте в сторонке. — Медик захлопнул дверь «ГАЗели» и крикнул водителю: «Поехали!»
Дед попытался залезть следом.
— Куда? Вас в реанимацию не пустят. Идите домой, соседи помогут.
Машина резко тронулась, сирена завыла, звук постепенно растворился в ночи. Мы стояли втроём, слушая, как он стихает.
— Пойдёмте, дед. Холодно, простудитесь. В больнице за Агнией Семёновной присмотрят, — тронул его за плечо Виктор.
Старик покорно позволил отвести себя в подъезд.
— Может, к нам поднимемся? Вдвоём тоскливее, — предложил Виктор.
— Спасибо… я домой. Буду ждать Агнюшку, — пробормотал Трофим и зашёл в квартиру.
— Жалко, — вздохнула я, поднимаясь по лестнице. — Вместе всю жизнь, а теперь… Надо родным сообщить.
— Да нет у него никого, — обернулся Виктор. — Как-то разговорились. Брат погиб под Сталинградом, племянник в Тюмени, годами не звонит. Детей не было. Если что — совсем один останется.
— Ты что, романтик? — усмехнулась я.
Через день Виктор спустился к деду. Дверь оказалась незапертой.
— Трофим Максимович, вы дома? — крикнул он.
Из кухни вышел старик, сгорбленный, будто под грузом невидимых лет.
— Забыл запереть… Заходи, чайку попьём.
Виктор отказался, осмотрел крохотную кухоньку. На столе — чашка с яркими ромашками, полоска засохшей заварки на дне.
— Агния любила красивую посуду, — прошептал дед. — Я хоть и один, а из стакана пить не могу… Привык.
Виктор вернулся мрачнее тучи.
— Держится. Говорит, она никогда не болела.
— Значит, поправится, — бодро сказала я, но наутро дед пришёл сам.
Агния Семёновна скончалась ночью.
После похорон прошло две недели. Как-то вечером я села рядом с Витькой:
— Совсем один…
— М-м, — пробурчал он, уткнувшись в футбол.
— Я подумала…
— Да? — даже не посмотрел.
— Да отвлекись ты! Егору через два года шестнадцать. А там женится. Где жить будем? Впятером в двушке?
— О чём ты? — наконец оторвался.
— О квартире деда. Ему за восемьдесят. Если что, государству достанется.
— Мы же не родня…
— Вот именно! — я загорелась. — Нужно опекунство оформить. Тихонько, чтобы не спугнуть.
Виктор хмыкнул:
— Прям квартира уже наша?
— А ты не хочешь для сына будущее обеспечить? — настаивала я.
Начали с малого. Носили еду, помогали с продуктами. Дед сначала стеснялся, потом оттаял. Оказалось, он работал на авиазаводе, Агния Семёновна учительницей была.
— Егору русский подтянуть некому, — вздохнула я как-то. — Тесно нам… Вот если б своя квартира…
Дед задумчиво оглядел комнату.
— Может, обои переклеим? — тут же предложила я.
Через неделю клеили новые. Виктор ворчал:
— Думал, котлетами отделаемся, а теперь ремонт!
Но вскоре всё рухнуло.
— Дед на свидание собрался! — объявил Виктор вечером. — Видел — в костюме, шляпе, бодро так семенит!
— Не может быть! — я остолбенела. — Полгода всего прошло…
— Ага. Вот тебе и «лебединая верность».
Через неделю дед представил нам новую «хозяйку» — Зою Ивановну, полную бойкую старушку.
— Это мои добрые соседи, — гордо сказал Трофим Максимович. — После Агнии Семёновны не бросили, обои помогли переклеить…
Зоя Ивановна оказалась пенсионеркой-поварихой. Вскоре она переехала к деду, пирогами нас закормила.
— Что, Юль, планы рухнули? — усмехался Виктор.
— Зато он не один, — огрызнулась я.
Оказалось, Зоя жила с дочерью и внуками в тесной трёшке. Теперь прописана у Трофима.
— Сам сказал, — хвастал Виктор. — Благодарил тебя. Ты его научила доброте.
— Ты издеваешься? — вспыхнула я.
— Нет. Я люблю тебя. — Он обнял меня.
А месяц назад дед встретил меня во дворе:
— Юленька, на третьем этаже Нина Васильевна одна живёт. Ноги болят, в дом престарелых собирается… Загляни как-нибудь. Квартира у неё хорошая… — подмигнул он.
Витька покачал головой:
— Ну ты даёшь!
— Да я же просто помочь хочу! — засмеялась я.
Но в глубине души призналась себе: не только поэтому.
