Олигарх вернулся домой без предупреждения и остолбенел, увидев, что горничная делает с его сыном.
Его каблуки стучали по блестящему мрамору холла, наполняя пространство торжественным эхом. Леонид приехал внезапно, на три дня раньше запланированного. Ему было 37. Высокий, статный, всегда безупречно одетый, он привык командовать, заключать сделки в стеклянных кабинетах, вести переговоры в Дубае. Но сегодня ему не нужны были контракты или роскошь только что-то настоящее. Его сердце жаждало просто вернуться домой, увидеть, как живет дом без его строгого присутствия, увидеть сына.
Маленького Ваню.
Его сокровище, восемь месяцев от роду, с пухлыми щеками и беззубой улыбкой. Единственный свет в его жизни после смерти жены.
Леонид никого не предупредил ни помощников, ни Марфу, няню. Он хотел застать дом таким, каким он был без него.
И застал. Только не так, как ожидал.
Повернув за угол коридора, он замер. Его дыхание перехватило.
На кухне, залитой золотистым утренним светом, сидел его сын. И рядом женщина, которую он не ожидал увидеть.
Анфиса.
Новая горничная, лет двадцати пяти, в сиреневой униформе, с рукавами, закатанными до локтей. Волосы, собранные в небрежный, но очаровательный пучок. Движения мягкие, точные. Лицо спокойное, почти медитативное.
Ваня сидел в пластиковой ванночке прямо в кухонной раковине. Его крошечное тельце вздрагивало от смеха каждый раз, когда Анфиса осторожно лила теплую воду на его животик.
Леонид не верил своим глазам.
Горничная купала его сына. В раковине.
Его брови сдвинулись. Инстинкт требовал вмешаться. Это было неприемлемо. Марфа отсутствовала, и никто не имел права прикасаться к Ване без разрешения. Ни на минуту.
Он шагнул вперед, готовый взорваться, но что-то его остановило.
Ваня смеялся.
Тихий, беззаботный смех. Вода плескалась. Анфиса напевала мелодию ту самую, которую когда-то пела его жена.
Губы Леонида задрожали. Плечи расслабились.
Он наблюдал, как Анфиса осторожно протирала влажной тряпочкой голову Вани, очищая каждый крошечный завиток, будто от этого зависела судьба мира.
Это был не просто купание. Это был акт любви.
Но кто такая Анфиса?
Он едва помнил, как ее нанимал. Пришла через агентство после того, как предыдущая горничная уволилась. Он видел ее всего раз. Даже фамилии не знал.
Анфиса бережно подняла Ваню, завернула в мягкое полотенце и поцеловала в мокрые кудри. Малыш прижался к ее плечу, доверчивый, спокойный.
Леонид не выдержал и шагнул вперед.
Что ты делаешь? голос прозвучал низко и жестко.
Анфиса вздрогнула. Лицо побледнело.
Барин я могу объяснить.
Она сглотнула, голос дрожал.
Марфа в отпуске. Я думала, вы вернетесь только в пятницу.
Леонид нахмурился.
Я не должен был возвращаться. Но я здесь. И застаю тебя, купающей моего сына в кухонной раковине, как какого-то
Он не договорил. В горле встал ком.
Анфиса дрожала.
Вчера у него был жар, прошептала она. Несильный, но он плакал без остановки. Термометр потерялся, никого не было дома. Я вспомнила, что теплая ванна раньше помогала ему успокоиться
Леонид открыл рот, но слова застряли.
Жар.
Его сын болел, а ему никто не сказал.
Он посмотрел на Ваню, прижатого к груди Анфисы. Ни боли, ни дискомфорта только доверие.
И все же ярость клокотала внутри.
Я плачу за лучший уход! прошипел он. У меня есть медсестры, доступные в любое время! Ты горничная. Ты моешь полы. Не смей больше прикасаться к моему сыну!
Анфиса моргнула, но не спорила.
Я не хотела ему вреда, голос ее дрогнул. Клянусь Богом. Он потел, ему было плохо я не могла просто стоять и смотреть.
Леонид глубоко вдохнул, заставляя себя успокоиться.
Отнеси его в кроватку. Потом собери вещи.
Анфиса посмотрела на него, будто не понимая.
Вы меня увольняете.
Леонид не ответил. Просто сжал губы.
Молчание стало пощечиной.
Анфиса опустила голову и, не сказав ни слова, пошла к лестнице, все еще держа Ваню, будто это последний раз, когда она сможет его обнять.
Леонид остался один.
Вода в раковине капала. Звук казался невыносимым.
Он уперся руками в столешницу, сердце колотилось. Что-то внутри него сдвинулось. Что-то, чего он еще не понимал.
Позже, в кабинете, он сидел, сжав кулаки. Дом был тих. И эта тишина проникала в кости.
Нет, это не было облегчением. Он отдал приказ. Проявил власть.
Но почему тогда эта пустота?
Он открыл приложение с детским монитором. Ваня спал, щеки розовые, но спокойные.
И все же слова Анфисы не выходили из головы.
«У него был жар. Никого не было. Я не могла просто стоять и смотреть.»
Мороз пробежал по спине.
Он, отец, не знал, что его сын болен. А она чужая, которую он едва знал, заметила.
Наверху, в гостевой комнате, Анфиса стояла перед полузакрытым чемоданом. Глаза опухшие от слез. Униформа, которую она так тщательно гладила утром, теперь была мятой.
Ее руки дрожали, когда она складывала последнюю вещь.
На одежде лежала потрепанная фотография. Улыбающийся мальчик с карими глазами.
Ее брат.
Он умер три года назад.
Анфиса ухаживала за ним всю юность. Когда родители погибли в аварии, ей был 21. Она бросила учебу в медучилище, чтобы быть с ним.
Целыми ночами не спала. Приступы эпилепсии, лекарства, больницы
И песни.
Ту самую колыбельную, которую она пела Ване, она пела и ему.
Брат говорил, что ее голос делает мир безопаснее.
Он умер у нее на руках.
И с тех пор она не пела.
Пока не встретила Ваню.
Малыш смотрел на нее теми же глазами.
И она, сама не заметив
Миллионер вернулся домой без предупреждения… и остолбенел, увидев, что горничная делает с его сыном.