— Лёш, может, не поедешь в этот раз? Сердце не на месте… Попроси кого-нибудь подменить, — тихо сказала Люба, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Этот рейс — хорошие деньги. Скоро рожать, Любушка. Каждая копейка сейчас на счету, — ответил Иван, крепко обнимая жену и целуя в макушки своих весёлых дочек-близняшек — Анюту и Машу.
Люба молча кивнула. Сердце ныло, но разум был на стороне мужа: семья едва сводила концы с концами. Вытерла слёзы, провожая его взглядом, и прошептала, обнимая:
— Возвращайся скорее… Мы будем ждать.
Дверь за Иваном закрылась. Люба взяла себя в руки: накормила девочек, вывела их гулять. День прошёл тихо — ни капризов, ни слёз, будто даже дети чувствовали тревогу.
Каждый вечер в десять они с мужем звонили друг другу, как договаривались. Люба рассказывала, как дочки скучают, как подрабатывает шитьём. Иван смеялся в трубку и обещал: «Завтра уже буду дома, рыбка».
Но домой он не вернулся.
На обратном пути его фура столкнулась с грузовиком, вылетевшим на встречную полосу. Всё произошло в одно мгновение. Ни шанса увернуться. Иван погиб на месте.
Той же ночью раздался звонок. Люба, будто во сне, подняла трубку — и её мир рассыпался.
Шатаясь, она дошла до соседки — тёти Гали. Попросила присмотреть за девочками. Сама рухнула на пороге. Врачи едва успели — экстренное кесарево, тяжёлая операция.
Мальчик родился слабым, раньше срока. Ему не хватало отцовской крепости, а матери — мужа, на которого можно опереться.
Люба назвала сына в честь отца — Иваном. Выйдя из больницы, пересчитала оставшиеся деньги. Хватило бы на пару месяцев. Дальше — как придётся.
Жизнь превратилась в борьбу. Тётя Галя помогала, чем могла. Родни поблизости не было. Люба снова взялась за иглу — сначала шила для соседей, потом, по сарафанному радио, стали приходить заказчицы.
Девочки пошли во второй класс, маленький Ваня — в садик. Они были её опорой, её смыслом. Но…
Дочерей она любила безмерно. А сына… нет, не ненавидела — просто не могла смотреть без боли. Он всё больше напоминал погибшего мужа. И каждый раз, глядя на него, она думала: не уберегла, не отговорила…
Сын рос тихим, добрым, внимательным. Читал, помогал по дому, никогда не жаловался.
А девочкам она покупала платья, шила наряды для кукол. Ване же перешивала старые вещи.
— Горюшко ты моё… При живой матери — как сирота, — вздыхала тётя Галя, глядя, как он моет посуду или убирает игрушки сестёр.
Годы летели. Дочери выросли, вышли замуж, разъехались. С матерью остался один Ваня.
Он окончил техникум, устроился механиком на хлебозавод в их родном Воронеже. Люба стала терять зрение — бессонные ночи, нервы, годы одиночества дали о себе знать.
Ваня ухаживал за ней, как умел. Готовил, стирал, водил её по аллеям парка. Она всё чаще шептала:
— Прости меня, сынок… Не заслужила я такой любви. Живи своей жизнью, ты ещё молод…
Он только улыбался:
— Всё будет, мама. Будет и жена, и дети. Успеешь ещё внуков нянчить.
И вот однажды она появилась. Скромная, застенчивая Настя.
— Мам, Настя поживёт у нас. Она одна, родных нет, — тихо сказал сын.
Через три месяца сыграли свадьбу. Приехали дочери, внуки, зятья — собралась вся семья. Люба была счастлива, но всё чаще улыбалась сквозь боль.
Диагноз звучал как приговор — рак. Времени оставалось мало, и она знала это.
Но судьба подарила ей ещё одну радость — она успела подержать на руках первого внука.
Уходила она спокойно, с лёгкой улыбкой, сжимая руку того, кого когда-то не могла полюбить.
Младший сын… единственный… самый родной…
