Мне сегодня семьдесят лет. Я совсем одна, как камень в поле. Для своей дочери я — лишняя обуза. Она замужем уже двадцать лет и предпочитает обо мне не вспоминать.
— Доченька, приезжай хоть вечером. Мне совсем трудно одной…
— Мам, у меня дел выше головы! Сколько можно слушать твои нытьё?! Ладно, приеду…
Я разрыдалась — не от злости, а от боли. Столько лет я отдала своей единственной дочери, жила ради неё, растила её в одиночестве… И вот такая «благодарность». Наверное, слишком её баловала.
Когда Даше было одиннадцать, я впервые за долгое время решилась на счастье — познакомилась с мужчиной. Дочь устроила такую истерику, что я, рыдая, рассталась с тем, кого по-настоящему любила. А она была довольна.
Теперь я стара, и мне не на кого опереться. Ни помощи, ни поддержки — ни в делах, ни в словах, ни тем более в деньгах. Моя дочь давно живёт своей жизнью. Ей проще обо мне забыть.
У меня трое внуков. Но я их почти не вижу. Почему — не знаю. Возможно, их мать просто не считает нужным поддерживать со мной связь.
В тот день мне было особенно плохо. Позвонила Даше:
— Мне назначили уколы. Ты ведь медсестра, может, сделаешь?..
— Ты что, хочешь, чтобы я каждый день к тебе моталась?! Это шутка?!
— Даша, я не дойду до поликлиники. Снег, гололёд — упаду…
— А деньги у тебя есть, мне заплатить? Я просто так ездить не буду!
— Нет… Денег нет…
— Ну тогда всё, мама! Ищи кого-то другого!
Я молча положила трубку. Утром вышла за два часа до приёма, чтобы доползти до поликлиники. Шла, держась за заборы, плакала. Не от боли, а от безысходности.
У входа ко мне подошла женщина:
— Проходите без очереди. Вы плачете? Болит что?
— Нет, — ответила я. — Это не от боли…
Она не ушла. Мы разговорились. Впервые за долгие годы я выговорилась. Просто потому что больше некому.
Её звали Лидия. Оказалось, живёт в соседнем доме. После приёма она настояла, чтобы я зашла к ней на чай. С тех пор мы стали общаться. Нечасто, но по-настоящему.
В день моего семидесятилетия Лида пришла с тортом и свечами. Даша даже не позвонила. А Лида сказала:
— Вы так похожи на мою маму… Мне с вами хорошо, понимаете?
Она стала приходить чаще. Помогала по дому, приносила продукты, провожала в больницу. Иногда я навещала её — мы пили чай, болтали, отмечали мелкие праздники. Даже съездили вместе на дачу. Впервые за много лет я снова почувствовала себя живой.
Я долго думала, но решила: свою двушку перепишу на Лиду. Она отказывалась, говорила, что ей ничего не надо. Но я видела — она заботится не ради выгоды. Просто по-человечески. Я стала ей как мать.
Потом я переехала к Лиде — одной жить стало тяжело. Квартиру продали, чтобы у Даши даже мысли не возникло судиться после моей смерти.
О дочери не слышала больше года. А потом, как гром среди ясного неба — звонок в дверь. На пороге стояла Даша. Без приветствий она закричала:
— Как ты могла?! Как ты могла отдать квартиру чужой бабе?! Ты мне всю жизнь испортила, а теперь ещё и наследства лишНо я лишь тихо улыбнулась, глядя в её злые глаза, и закрыла дверь.
