Я уставилась на билеты с онемевшим от потрясения взглядом.
«Один бизнес-класс… для Артема. Один для его матери, Галины Петровны. Три эконом-билета… для меня и детей.»
Сначала я подумала, что это ошибка. Может, он не туда нажал. Может, авиакомпания напутала. Но нет — когда я спросила Артема, он лишь улыбнулся, будто так и должно быть.
«Лапушка, у мамы спина болит, — сказал он без тени сомнения. — Да и я хотел с ней посидеть. Вам там в экономе нормально будет, всего-то восемь часов лету!»
Я открыла рот, но слова застряли в горле. Мы копили на эту поездку в Париж несколько месяцев. Должны были отправиться всей семьей — впервые за границу с детьми: Аней (6) и Максимом (9). А теперь мы будем разделены?
Бросила взгляд на детей. Они, слишком взволнованные предстоящим приключением, увлеченно обсуждали Эйфелеву башню и круассаны. Я сжала зубы, заставив себя улыбнуться.
«Хорошо, — тихо сказала я. — Раз ты так решил.»
Самолет был забит под завязку. В салоне эконом-класса было тесно, Аня уснула, уткнувшись мне в колени, а Максим ёрзал у окна, нервно постукивая пальцами по подлокотнику. А тем временем я представляла, как Артем с мамой потягивают шампанское в бизнес-классе, развалившись в просторных креслах, с наушниками на ушах.
Я чувствовала себя мелко. Не только в тесноте салона — в душе тоже. Будто меня стерли. Как будто я — не семья, а обуза.
Когда мы приземлились, Артем встретил нас у багажной ленты, бодрый и довольный.
«Ну что, не так уж страшно, да? — весело спросил он, протягивая мне чашку остывшего кофе, будто это могло что-то исправить.»
Я не стала затевать ссору в аэропорту, особенно при детях, поэтому лишь кивнула. Но внутри что-то надломилось.
Остаток поездки выдался неловким.
Артем с Галиной Петровной то и дело уходили на «французские завтраки» и в антикварные лавки, а я водила детей по музеям и паркам. Сначала я пыталась их включить.
«Сегодня идем в Лувр — присоединяетесь?»
«Ой, милая, у нас столик заказан в «Распутине», — отвечала Галина Петровна, одобрительно похлопывая меня по руке, словно я не сноха, а прислуга.»
А Артем? Он лишь пожимал плечами.
«Пусть мама развлекается. Вы с детьми занимайтесь своим, а мы — своим.»
Своим? Разве это был семейный отдых?
По ночам я записывала в блокнот каждую обиду. Каждый раз, когда Артем решал без меня. Каждый комментарий свекрови о том, как я воспитываю детей. Каждый момент, когда я чувствовала себя не женой, а дешевой нянькой.
На обратном пути Артем и Галина Петровна снова уселись в бизнесе. Я даже не спрашивала — лишь улыбнулась стюардессе, устроилась между детьми и позволила молчанию говорить вместо жалоб.
Но посреди полета случилось непредвиденное. Максиму стало плохо. Из-за сильной турбулентности его вырвало прямо на сиденье.
Я лихорадочно искала салфетки, пока Аня рыдала от резкого запаха. Одной рукой я держала пакет, другой гладила сына по спине, а голосом пыталась успокоить дочь.
Стюардесса помогла убрать последствия, но на это ушло время. Я чувствовала, как от усталости режет глаза, а на блузке остались пятна от апельсинового сока и чего-то неопознанного.
Вдруг я заметила Артема у занавески, отделяющей эконом от бизнеса. Он заглянул, увидел хаос… и медленно отступил.
Ни слова. Ни помощи. Просто отвернулся.
И в тот момент я поняла:
Дело не в отпуске. Дело в приоритетах.
Когда мы вернулись домой, Артем взахлеб рассказывал, каким «незабываемым» был отпуск. Он выложил фото с матерью в дорогих ресторанах, подписав: «Лучшее время — с семьей». Ни одного снимка меня или детей.
Сначала я молчала. Мне нужно было время. Время подумать. Время перевести дух.
А однажды субботним утром я села напротив него на кухне.
«Артем, — начала я, — ты вообще понимаешь, что сделал?»
Он оторвался от телефона, недоуменно нахмурившись.
«О чем ты?»
Я протянула ему исписанный блокнот. Страницу за страницей — маленькие обиды. Одиночество. Я — одна со всеми заботами, пока он жил в коконе комфорта. Он медленно листал, лицо его стало серьезным.
«Я не хотел тебя обидеть… Просто хотел, чтобы маме было удобно…»
«А мне? — спросила я. — А детям? А то, что я одна справлялась, пока ты развлекался?»
Тяжелое молчание.
«Я думал… тебя всё устраивало. Ты же не говорила ничего.»
Я тихо рассмеялась. Не от веселья — от непонимания.
«Артем, мои чувства не должны озвучиваться, чтобы их заметили.»
Он опустил глаза, и по лицу разлился стыд.
«Ты права. Я был эгоистом. Тогда не понимал, но теперь вижу.»
Я не ответила сразу. Хотела поверить, но верила лишь в поступки.
Через несколько недель Артем удивил меня. Он забронировал домик в Карелии — только для нас двоих. Договорился со своей сестрой насмотреть за детьми, составил план поездки и даже написал письмо от руки:
«Хочу научиться отдыхать с тобой. Без посторонних. Не бизнес, не эконом — только рядом.»
Это было искренне.
Там не было люксов и изысканных блюд. Мы ходили в походы, готовили на костре, разговаривали. Впервые за долгое время я почувствовала, что он меня видит.
Дома Артем начал меняться. Стал сам водить детей гулять. Советовался перед принятием решений. А когда Галина Петровна отпускала колкости, мягко напоминал: «Она — моя жена».
Самый важный момент наступил полгода спустя, когда мы бронировали новый отпуск — в Сочи.
За стойкой регистрации агент улыбнулась:
«Вижу пять билетов в бизнес-классе. Все вместе.»
Я удивленно посмотрела на Артема.
«Ты мог не…»
«Нет, должен был, — перебил он. — Потому что ты важна. Мы — одна команда.»
Теперь я понимаю: тот ужасный перелет в Париж стал для нас толчком.
Иногда люди не замечают, что ранят, — не из злобы, а от невнимательности. ИТот неприятный опыт научил нас главному — быть командой не только в хорошие моменты, но и тогда, когда приходится делить трудности поровну.
