Мой сын подарил рисунок полицейскому — и это положило начало расследованию.
Сначала мне показалось, это просто милый, невинный момент.
Мой шестилетний сын Артём в последнее время был одержим рисованием — динозавры с огромными когтями, битвы роботов, драконы с круглыми глазами. Его маленькие руки всегда были испачканы воском от карандашей или следами фломастеров, а по всему дому валялись листы с рисунками. Но в тот день что-то было не так.
Он выбежал из своей комнаты, держа в руках рисунок. «Мама! Я нарисовал это для полицейского!» — объявил он, глаза сверкали от восторга.
Я мельком взглянула. «Как мило, солнышко. Какого полицейского?»
«Ну, того… который машет. Который даёт блестящие наклейки», — ответил он, пожимая плечами.
Наверное, это был участковый Никитин. Он регулярно патрулировал наш район — добродушный, простой мужчина с тёплыми глазами и медленной улыбкой. Каждые несколько дней его патрульная машина проезжала по нашей улице, он махал детям, раздавал значки «юного помощника полиции» и беседовал с родителями о безопасности. Артём обычно стеснялся его, но сейчас что-то явно изменилось.
Через несколько минут, как по расписанию, патрульная машина подъехала к дому. Никитин замедлил ход, проезжая мимо, и дружелюбно помахал.
Артём бросился к тротуару, сжимая рисунок. «Подождите! Я вам кое-что нарисовал!»
Машина плавно остановилась. Участковый вышел с улыбкой. «Ну, привет, дружище! Что у тебя там?»
Я стояла на крыльце, наблюдая с улыбкой. Артём обычно молчал даже с хорошо знакомыми взрослыми, но сейчас выглядел гордым.
«Я нарисовал вас», — сказал он, протягивая листок.
Никитин присел на корточки, чтобы оказаться на уровне ребёнка, и с благодарностью принял рисунок. Он внимательно его рассмотрел, кивая, пока Артём объяснял детали.
«Это наш дом. Это вы в машине. А это тётя, которая мне машет», — пояснил он.
Я замерла. Какая тётя?
«Что за тётя?» — мягко спросил полицейский, бросая взгляд в мою сторону.
Артём ткнул пальцем в угол листа. «Та, что в окне. Она всегда машет. Она в голубом доме рядом.»
Голубой дом.
Моя улыбка испарилась. Этот дом стоял пустым уже несколько месяцев. Семья Ковалёвых переехала ещё зимой. На лужайке до сих пор торчал покосившийся рекламный щит с потрёпанной надписью «ПРОДАЁТСЯ».
Я спустилась с крыльца, озадаченная. «Артём, о чём ты? Там же никого нет.»
Он пожал плечами, как будто это было очевидно. «Но она там. У неё длинные волосы. Иногда она просто выглядит грустной.»
Участковый медленно поднялся, ещё раз изучая рисунок. «Не против, если я оставлю его себе?» — спросил он у Артёма.
Тот кивнул. «Конечно! У меня дома ещё много.»
Полицейский улыбнулся, но я заметила, как изменился его тон. «Спасибо, дружище. Я повешу это в участке.»
Перед тем как вернуться в машину, он ещё раз посмотрел на голубой дом.
Тем же вечером, едва я уложила Артёма спать, в дверь постучали.
На пороге стоял Никитин, и его лицо было серьёзнее, чем обычно. «Извините за беспокойство. Можно поговорить?»
«Конечно. Что-то не так?»
Он вошёл и понизил голос. «Я осмотрел соседний дом. Просто на всякий случай. Задняя дверь была взломана. Замок сломан, едва держится.»
У меня похолодело внутри. «Вы думаете, там кто-то живёт?»
«Возможно. Самовольный жилец. Или кто-то прячется. По данным, дом должен быть пустым — его ещё не продали. Но рисунок вашего сына привлёк моё внимание. Вот.»
Он показал рисунок ещё раз, указывая на окно на втором этаже. Там, довольно чётко для детской руки, была изображена красная фигура — женщина с длинными волосами, одной рукой машущая в окне.
«Это не просто каракули, — сказал он. — Это осознанный рисунок.»
Мозг отказывался верить. «Вы думаете, он действительно кого-то видел?»
«Дети замечают то, на что взрослые не обращают внимания. Особенно если не ищут ничего особенного. Сегодня ночью я запрошу подкрепление, тихо. Без сирен. Сообщу вам, если что-то найду.»
Я кивнула, взгляд невольно скользнул к тёмным окнам соседнего дома. Я думала, это просто застывшая строка в агентстве недвижимости. Но теперь… я была не уверена.
Ночь выдалась беспокойной. Каждый скрип дома заставлял сердце прыгать. Около полуночи я услышала тихий хруст гравия под колёсами. Вглядевшись в щели жалюзи, увидела луч фонарика, скользящего по лужайке.
Потом — голоса. Тихие. Торопливые.
И вдруг крик: «Есть кто-то здесь!»
Я подбежала к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое полицейских выводят из дома женщину. Она выглядела молодой. Грязной. Одежда была порвана, на ногах ничего не было. Лицо осунулось, глаза расширены от ужаса. Она не сопротивлялась — двигалась так, будто неделями не видела солнечного света.
Сердце колотилось как бешеное.
На следующее утро Никитин вернулся.
«С ней всё в порядке, — сказал он тихо. — Её зовут Алина. Она числилась пропавшей больше месяца. Из города в двух часах езды отсюда.»
Я едва перевела дыхание. «Что она здесь делала?»
«Пряталась, — ответил он. — Она сбежала из опасной ситуации. От человека, которому доверяла. Когда ей удалось уйти, она случайно вышла к нашему району и нашла соседний дом с незапертой дверью. Жила на чердаке. Боялась выйти. Ни телефона, ни еды, кроме того, что удавалось найти в мусорных баках.»
«Боже мой…» — прошептала я.
«Но она рассказала нам одну вещь, — продолжил он, глаза вдруг стали влажными. — Она сказала, что видела во дворе соседнего дома мальчика. Что он каждый день рисовал. Что выглядел счастливым. А иногда… он махал в сторону дома. Она говорила, что это давало ей чувство, будто её кто-то видит. Будто мир не совсем уж плох.»
Слёзы выступили у меня на глазах.
«Она выглядывала всего на секунду, — добавил он. — Но ваш сын… он заметил. Даже не осознавая этого.И теперь, когда Алина обрела свободу, а Артём с гордостью рисовал для неё новые картинки, я поняла, что даже самый маленький добрый поступок может изменить чью-то жизнь.
