Иногда мне кажется, что мой сын ускользает от меня — не в буквальном смысле, а где-то внутри, в самой своей сути. Он словно растворяется день за днём, теряет огонь в глазах, силу в голосе. И виной всему — та женщина, что теперь живёт с ним под одной крышей. Та, что сначала казалась ему опорой, а оказалась… даже слов подходящих нет, лишь ком в горле да дрожь в руках.
Дмитрий женился три года назад. Ему уже перевалило за тридцать, работал начальником отдела в транспортной компании здесь, в Нижнем Новгороде. От первого брака остался сын, и я думала — теперь он семь раз отмерит, прежде чем снова связать свою жизнь. Но с Варей всё вышло быстро. Она держала салон красоты, деловая, резкая, без лишних нежностей. Я не встревала, молчала — лишь бы ему было хорошо.
До свадьбы Варя пожила у нас месяца три. Тогда ещё подумала: крепкая хозяйка, не размазня, в доме — как в музее. Дима сиял, уверял, что это — его судьба. Сыграли свадьбу без помпезности, но с теплом. Гости, шампанское, песни. Потом перебрались в свою квартиру.
А через пару месяцев Варя вдруг заявила: «Пора рожать». Возраст, мол, не ждёт. Сначала ничего не выходило, а потом она съездила с подругой в Турцию и вернулась с новостью: «Беременна». Дима радовался, а у меня сердце ёкало. Но я снова стиснула зубы.
Беременность давалась тяжело. Варя металась от слёз к крику, от крика — к молчаливой злобе. Дима звонил, спрашивал: «Это нормально?» Я успокаивала: «Гормоны, пройдёт». Думала, после родов наладится.
Не наладилось. В день выписки из роддома Дима поднёс ей роскошные розы. Она, не глядя, швырнула их в мусорный бак у дверей. Я увидела его лицо — потерянное, сгорбленное. Хотелось закричать от боли, но я лишь сжала кулаки.
Потом она стала сваливать на меня внука. Я приезжала, нянчилась, а Варя — ни слова спасибо, лишь холодный взгляд и вечное недовольство. В доме у неё — стерильная чистота, графики, режим. Но тепла — ноль. Я чувствовала себя лишней, хоть и помогала изо всех сил.
Прошло два года. Дима изменился до неузнаваемости. Похудел, осунулся, будто выгорел изнутри. Пыталась говорить — отмахивался: «Устал». Пот признался: «Не знаю, что делать. Ей вечно что-то не так». Он пытался достучаться, спрашивал, в чём дело. В ответ — истерики: «Заберу ребёнка и уеду!»
Потом начался кошмар. Варя запретила ему командировки. «Я не прислуга, твой сын — сам с ним сиди!» Дима уволился, перешёл на фриланс. Зарплата упала втрое. Теперь она попрекает его: «Ничтожество, на моей шее висишь». А он-то ради неё всё бросил!
Месяц назад Дима слег с гриппом. Температура за сорок. Я умоляла отпустить внука ко мне, чтобы не заразился. Варя отказала. Приехала без спроса — и обомлела. Дима, весь в поту, еле стоя на ногах, мыл пол. А она валялась на диване, лениво бросив: «Что, мужчины болеть не умеют? Я и с температурой на работу ходила».
Я села на кухне и разрыдалась. Мой сын — умный, добрый, сильный — превратился в загнанного зверя. Она высасывает из него жизнь, каплю за каплей. А он терпит, молчит. Говорить с ним — бесполезно. Говорить с ней — как стучаться в бетонную стену. Боюсь, однажды он просто сломается. И тогда я потеряю его навсегда…
