Звали меня Татьяной Ивановной. Сыну моему, Владимиру, недавно сравнялось двадцать восемь. Полгода назад взял он в жёны девушку по имени Алевтина. Умница, красавица, из хорошей семьи. Нынче оканчивает шестой курс медакадемии, скоро врачом станет. Казалось бы, жить да радоваться… А вот не могу. Тревога гложет сердце — вижу я, что не по-хозяйски она заботится о моём сыне.
Володя с малых лет мучается гастритом. Пошло от отца. Это вам не пустяковая хворь, как нынешние молодые думают. Болезнь серьёзная: когда прихватит, так человеку хоть волком вой. Особенно тяжело ему весной да осенью — изжога до костей продирает, живот скрутит, до рвоты, ночи напролёт без сна. Я-то знаю, каково это, — сама его на ноги ставила. Покуда жил со мной, строго за питанием следила: диета, ни жареного, ни всякой ерунды вредной, по часам кормёжка, кашки размазня, супчики постные, кисельки. Не просто кормила — душу вкладывала.
Перед свадьбой Алевтину предупреждала:
— У Володи желудок слабый. Особенно межсезонье тяжко. Смотри, кормить его надо правильно.
Улыбнулась она тогда, пообещала, что всё под контролем будет. Я и поверила.
А через месяц заглянула к ним — хоть святых выноси. На кухне гора немытой посуды, в холодильнике — пиво да кетчуп, да батон зачерствевший. В ведре — коробки от пиццы да упаковки из забегаловки. А на плите — ни крошки. Спрашиваю:
— А Володя где?
— На работе, скоро придёт, — равнодушно отвечает.
— Хоть поел сегодня?
— Вроде утром что-то перехватил…
Внутри у меня всё сжалось. Знала, чем кончится. Так и вышло. Через три месяца — больница. Приступ жуткий. Капельницы, диета, боли. Я у его постели день и ночь дежурила. А Алевтина — на часок забежит, да и бегом: «Конспекты учить». Страшно стало.
После выписки купила им крольчатины — свежей, с рынка. Суп сварить просила, лёгкий. Кивнула она. Прошла неделя — заглянула в морозилку: кролик целёхонек лежит, даже не разморожен. О каком супе речь?
Предложила помощь:
— Алевтинушка, давай я приготовлю. Понимаю, учёба, экзамены…
— Не надо! — отрезала. — Сама справлюсь.
Да только справляется ли? Сердце кровью обливается, глядя, как сын, которого я на ноги поднимала, снова чахнет. А он молчит. Жену обижать не хочет, ссоры не ищет. Но худеет на глазах, нервы ни к чёрту, ночами не спит.
А я молчать не могу. Не могу смотреть, как здоровье его прахом идёт. Не хочу я с Алевтиной ругаться, брак их рушить не собираюсь. Но и сидеть сложа руки, глядя, как сын день ото дня слабеет, — не позволю.
Уже думаю — не поговорить ли с её матерью? Может, она дочку вразумит сумеет. Объяснит, что мужу забота нужна не на словах, а на деле. Что быть женой — это не просто кровать да кухню делить. Это — поддерживать, лечить, выхаживать, когда плохо. А уж если ты врач, пусть и будущий, — и подавно.
Не враг я им. Просто мать. Хочу, чтоб сын был здоров. И если ради этого придётся вмешаться — так тому и быть. Готовь сама буду, хоть три раза на день ношу им еду приноси. Но не позволю, чтобы снова бледный, измученный лежал он, скрючившись от боли. Не позволю молчать, пока его равнодушие губит. Потому что люблю. И стоять за него буду — хоть против всех. Пусть даже и неправильно это кому-то покажется…
