Жарким летним вечером я сидел на кухне своей московской хрущёвки, глядя в окно, за которым закат окрашивал двор в багряные тона. Соседка снизу, Людмила Семёновна, снова громко рассказывала во дворе, какой её сын, Дмитрий, благородный человек. «Он оставил Светлане всё — квартиру, машину, даже мебель не тронул! Ушёл с одним рюкзаком, как настоящий мужчина!» — гордо вещала она всем подряд. Если бы не знать правды, можно было бы поверить в этот красивый миф. Но я-то знал, как всё было на самом деле, и эта ложь резала мне душу.
Эта двушка на окраине Москвы досталась мне по наследству от деда ещё до свадьбы. Я помнил, как радовался, получив ключи от своего угла, где каждый скол на паркете был мне дорог. Машину — старую «Ладу» — я купил на свои кровные, скопленные за годы работы в банке, пока ещё не знал Дмитрия. Он не вложил ни рубля ни в квартиру, ни в авто. Когда свекровь с пафосом заявляла, что её сын «ничего не взял», я лишь горько усмехался. Да что он мог взять? Всё в этой квартире — от старого серванта до электрического чайника — либо купил я, либо привезли родители из родного Воронежа. Дмитрий? Он был временным жильцом, а не хозяином.
Наш брак продержался три года, но для меня это были три года испытаний. Дмитрий работал от силы год за всё это время. Остальное время «искал призвание». Работа в офисе? «Скучная рутина». Зарплата грузчика? «Не для такого, как я». Менеджер в кафе? «Я достоин большего». Он грезил о миллионах, но дальше фантазий дело не шло. А я вставал в пять утра, чтобы успеть на первую электричку, пока Дмитрий нежился в постели. Я платил за коммуналку, забирал дочку из садика, стоял у плиты, а он… он «искал себя». Иногда ловил себя на мысли: «За что мне такое наказание?»
Когда мы наконец развелись, я почувствовал странное облегчение. Устал быть единственным взрослым в этой «семье». Дмитрий, как и обещал, ушёл. С одним рюкзаком, как любит повторять его мать. Он громко хлопнул дверью, будто это он был пострадавшей стороной. А Людмила Семёновна превратила этот уход в героическую былину. «Мой Димочка — настоящий дворянин! Всё оставил бывшему мужу и начал с чистого листа!» — её голос разносился по всему двору, а я стискивал зубы, чтобы не выкрикнуть правду. Мне хотелось схватить её за плечи и прошипеть: «Он не оставил — потому что нечего было брать! Он ушёл потому, что здесь не было его вещей!»
Но я молчал. Не хотел опускаться до её уровня. Мои друзья, сестра, родители — все знали правду. Они видели, как я тащил всё на себе, как выматывался, как иногда плакал в подушку, думая, что, может, это я виноват, что не смог быть достаточно хорошим. Они поддержали меня, когда я набрался смелости подать на развод. А что до чужих? Пусть верят в сказки старухи. Я знал: те, кто готов слушать сплетни, не стоят моего внимания.
И всё же каждый раз, когда до меня доносились обрывки этих россказней, внутри закипала злость. «Оставил всё бывшему!» — звучало как плевок в душу. Это не он оставил — это я сохранил то, что и так было моим. Я не позволил ему разрушить мою жизнь, как он разрушил наш брак. Я окинул взглядом свою скромную квартиру, фотографии на стене, герань на подоконнике, которую поливала моя дочь Катюша, и подумал: «Это моё. Я это заслужил. И ничьи сплетни не отнимут у меня мою правду».
Теперь, когда развод остался позади, я начал потихоньку приходить в себя. Записался в бассейн, начал снова играть на гитаре, как в студенчестве. Стал чаще улыбаться, и глаза, потухшие за эти три года, снова загорелись. Но где-то глубоко всё ещё сидела заноза. Не от любви к Дмитрию — её не было уже давно. От несправедливости. От того, что его ложь стала легендой, а моя правда осталась незамеченной. Но я знал: я справлюсь. Я всегда справлялся в одиночку. Это научило меня ценить себя и не верить красивым сказкам. Иногда правда горька, но она — твоя единственная опора в этом мире.
