Моя дочь Агния стала мамой слишком рано ей всего семнадцать лет. Её ещё ребёнок, с детскими глазами и мечтами о жизни, которая только начинается. Она рожает сына, живёт со мной, а я помогаю, насколько могу: поддерживаю, ночами качаю малыша, готовлю, успокаиваю. Но она часто говорит:
Это не моя жизнь. Я хочу другого.
В девятнадцать лет она уезжает за границу, в Германию, обещая работать, посылать деньги, обеспечить сыну лучшее будущее. Говорит, что скоро вернётся. Проходит месяц телефонный номер уже не отвечает.
С тех пор я не слышу её голоса. Иногда вижу её фото в сети улыбается, отдыхает с друзьями, кажется счастливой. Но ни звонка, ни копейки, ни «как он там?».
Я беру всё на свои плечи. Воспитываю мальчика одна: детский сад, школа, уроки, болезни, детские сны. Он растёт, называя меня мамой.
Когда ему исполняется десять, Агния неожиданно появляется. Говорит, что хочет увидеть сына. Остаётся на месяц, гуляет с ним, покупает одежду, подарки, оставляет немного рублей. Я верю, что может всё измениться. Но она снова исчезает.
Два года тишины. Я перестаёт ждать, не ищу споров, не держу обиды живу ради него. Когда ему двенадцать, она вновь появляется, заявив, что «вернулась за сыном», будто он чемодан, который можно взять, когда вздумается.
Я пытаюсь её отговорить, но у меня нет юридических прав. Получаю вызов в суд о примирении. И там, хотя он плачет и умоляет не отдавать, я говорю:
Забирай. Я уже сделала своё.
Она увозит его в другой город, в Казань. Это больно, но я принимаю. Сначала привожу его каждые две недели, потом реже, потом только на каникулы. Каждый раз он шепчет мне:
Бабушка, здесь не мой дом.
Я никогда не говорю о ней злые слова, лишь тихо повторяю:
Однажды ты поймёшь.
И этот день настал. Когда ему eighteen, он возвращается. Стоит на пороге с чемоданом, со слезами в глазах, обнимает меня и говорит:
Бабушка, я хочу жить с тобой.
Я не плачу просто прижимаю его к себе и прошептываю:
Этот дом всегда будет твоим.
Сейчас он взрослый, учится, мечтает, строит свою жизнь. Его мать живёт далеко, и он её не ищет. Говорит, что не сердится просто нечего обсуждать.
А я чувствую спокойствие. Потому что выполнила свой долг. Потому что любовь, которую отдала, вернулась ко мне.
Моя дочь стала мамой слишком рано — ей всего семнадцать. Ещё ребёнок с детскими мечтами о жизни, которая только начинается. Она родила сына и жила со мной, а я поддерживала её, как могла: успокаивала, ночами укачивала малыша и готовила. Но она часто говорила:

