В далёких восьмидесятых, когда страна ещё жила под ритмы советского гимна, я женился на женщине с тремя детьми. Никто им не помогал, совсем одни были.
— Андрей, ты в своём уме? Жениться на продавщице с тремя детьми? — хохотнул мой сосед по общаге Виктор, хлопая меня по плечу.
— А что тут такого? — не отрываясь от будильника, который я разбирал отвёрткой, я лишь краем глаза на него покосился.
Тогда, в те сонные восьмидесятые, наш городок жил не торопясь, без лишней суеты. А я, тридцатилетний холостяк, метался между заводом и общажной койкой. После института так и застрял: работа, шахматы, телевизор да редкие посиделки с друзьями.
Иногда глянешь в окно — дети во дворе резвятся, и сердце сожмётся: а ведь мечтал когда-то о семье. Но тут же отгоняешь мысли — какая семья в четырёх квадратных метрах общаги?
Всё изменил один дождливый октябрьский вечер. Зашёл в магазин за хлебом. Тысячу раз ходил — ничего нового. Но в этот раз за прилавком стояла она — Галина. Раньше будто не замечал, а тут взгляд зацепился. Усталые, но тёплые глаза, в которых всё ещё теплилась искорка жизни.
— Батон или «кирпич»? — спросила она, едва улыбнувшись.
— Батон… — выдавил я, чувствуя себя школяром.
— Только из печи, свежий, — ловко завернула и протянула.
Когда наши пальцы коснулись, будто искра проскочила. Я копошился в карманах, набирая мелочь, и украдкой её разглядывал. Простая, в рабочем халате, лет тридцати с небольшим. Усталая, но с каким-то внутренним светом.
Через пару дней увидел её на остановке. Галя тащила сумки, а рядом крутились трое: мальчишка лет четырнадцати, девочка и малыш.
— Давайте помогу, — предложил я, подхватывая поклажу.
— Да не стоит… — начала она, но я уже загружал вещи в автобус.
— Мам, а это кто? — без церемоний спросил младшенький.
— Тише, Серёжа, — одёрнула его сестра.
По дороге выяснилось, что живут они неподалёку от завода, в старой пятиэтажке. Старшего звали Игорь, дочку — Надя, а младшего — Серёжа. Муж Гали погиб три года назад, и с тех пор она одна тянула семью.
— Живём, не жалуемся, — сказала она с усталой улыбкой.
Той ночью я долго ворочался. В голове стояли её глаза, голос Серёжи, а в сердце шевелилось забытое чувство — будто что-то важное ждёт впереди.
С тех пор я стал завсегдатаем гастронома. То молоко куплю, то конфеты, то просто загляну без дела. Коллеги на заводе не упускали случая подколоть:
— Андрюх, чего это ты по три раза на дню в магазин бегаешь? Уж не влюбился ли? — ухмылялся мой начальник Николай Иванович.
— Свежие продукты ищу, — отмахивался я, краснея.
— Или продавщицу? — подмигивал он.
Однажды я дождался Галину смену.
— Давайте сумки донесу, — предложил я, стараясь не смутиться.
— Да что вы… как-то неудобно…
— А вот на полу спать — действительно неудобно, — пошутил я, забирая пакеты.
По дороге она рассказывала о детях: Игорь подрабатывает после школы, Надя — круглая отличница, а Серёжа только научился завязывать шнурки.
— Вы очень добрый. Но не надо нас жалеть, — вдруг сказала Галя.
— Я и не жалую. Хочу быть рядом.
Позже я пришёл к ним кран чинить. Серёжа вертелся рядом:
— Дядя Андрей, а самолёты ты чинить умеешь?
— Приноси, разберёмся, — усмехнулся я.
Надя попросила помочь с математикой. Сели решать задачи. За чаем болтали о жизни. Только Игорь держался в стороне, настороженно. Потом услышал их разговор:
— Мам, он тебе зачем? А если свалит?
— Он не такой.
— Все они одинаковые!
Я стоял в коридоре, сжав кулаки. Хотел уйти. Но вспомнил, как Надя сияла от пятёрки, как Серёжа хохотал, когда мы чинили его самолёт, и понял — нет, не уйду.
На заводе поползли сплетни, но мне было уже плевать. Я знал, ради чего живу…
— Слушай, Андрей, — говорил мой дружбан Витя, — ты вообще о чём? Зачем тебе эти проблемы? Найди нормальную девушку, без детей.
— Да ты рехнулся! Жениться на продавщице с тремя детьми?! — возмущался Витек, мой сосед по общаге.
— Отвали, — буркнул я, не отрываясь от будильника.
— Да не в этом дело… просто трое детей — это…
— Заткнись, Вить.
Один вечер я провёл с Серёжей, помогая ему с аппликацией. Малыш старательно вырезал фигурки, высунув язык от усердия.
— Дядя Андрей, а ты к нам навсегда придёшь? — вдруг спросил он.
— В каком смысле? — опешил я.
— Ну… жить. Как папа.
Я замер с ножницами. В коридоре скрипнула доска — Галя стояла в дверях, прикрыв рот рукой. Через секунду она развернулась и убежала на кухню.
Она плакала, уткнувшись в полотенце.
— Галь, что случилось? — осторожно положил руку ей на плечо.
— Прости… Серёжа маленький, не понимает, что говорит…
— А если он прав? — развернул её к себе.
Она подняла глаза, полные слёз.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
В этот момент в кухню ворвался Игорь:
— Мам, ты чего? Он тебя обидел? — уставился на меня в упор.
— Нет, Игорь, всё нормально, — сквозь слёзы улыбнулась Галя.
— Врёшь! Он тут зачем? Уходи отсюда! — выкрикнул он.
— Пусть говорит, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Говори всё, что думаешь.
— Ты чего сюда приперся? Денег у нас нет, квартира тесная… Чего тебе от нас надо?
— Тебя. И Надю. И Серёжу. И маму вашу. Мне вы все нужны. Я никуда не уйду, даже не надейся.
Игорь несколько секунд смотрел на меня, потом резко развернулся и хлопнул дверью в своей комнате. Оттуда доносились приглушёнА через год мы с Галиной стояли у подъезда и провожали Игоря в армию, а он, уже повзрослевший, крепко пожал мне руку и сказал: «Спасибо, пап».
