Я всегда представляла свою свадьбу как идеальное сочетание любви, семьи и радости.
У меня было платье.
Был любимый мужчина.
И оба моих родителя были рядом, чтобы увидеть, как я выхожу замуж.
Но жизнь, как я уже поняла, редко бывает простой.
Мои родители развелись, когда мне было девять. Мама уехала, а через несколько лет папа встретил Галину — мою мачеху. Она вошла в мою жизнь тихо и бережно. Никогда не пыталась заменить маму, но была рядом при каждой ссадине, каждом разбитом сердце, каждой ночной беседе за чашкой какао. Именно она научила меня водить машину и до утра шила мое выпускное платье перед школьным балом.
Для меня она не была «просто мачехой». Она была семьёй.
Когда я обручилась с Игорем, она плакала, словно отдавала замуж родную дочь. Мы вместе выбирали свадебное платье и смеялись так сильно, что порой приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.
Так что, конечно, её присутствие в день свадьбы не обсуждалось.
В зале царило оживление. Подруги сновали туда-сюда в комнате невесты. Отец заглянул ко мне с блеском в глазах и сказал, что я выгляжу «как его маленькая девочка, только повзрослевшая».
Галина поправляла мою фату, когда тихо произнесла: «Ты знаешь, дорогая, я так счастлива быть частью этого дня. Конечно, это больше праздник твоих родителей, но…»
Я перехватила её руку, не дав договорить. «Галя, хватит. Ты моя семья. И это никогда не изменится».
Она улыбнулась, но в глазах читалась неуверенность, которую я тогда проигнорировала.
Церемония прошла идеально. Отец повёл меня к алтарю, мама стояла в первом ряду, а семья Игоря сидела напротив, сияя от счастья. Когда ведущий объявил нас мужем и женой, мне казалось, что ничто не может омрачить этот день.
Но я ошибалась.
Банкетный зал сверкал огнями. Смех сливался с звоном бокалов. Я порхала между столами в блаженном забытьи… пока не услышала разговор.
Свекровь, Лидия Петровна, говорила со своими подругами у десертного стола. Она не заметила, что я стою за цветочной композицией.
«Не понимаю, почему она» — я сразу догадалась, что речь о Галине — «сидит впереди, как будто она родная мать. Это неуместно. Свадьба — семейное торжество, а мачехи должны знать своё место».
Её слова ударили меня, как нож в живот.
Я взглянула на Галину. Она стояла неподалёку, спина напряжена, улыбка застыла. Она всё слышала. Сердце сжалось. Эта женщина растила меня, любила без условий. А теперь её унижали перед чужими людьми — на моей же свадьбе.
Я уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но отец опередил меня.
Мой папа, высокий и обычно сдержанный, подошёл к группе гостей.
«Лидия Петровна», — сказал он спокойно, но с холодной твёрдостью. «Давайте кое-что проясним».
Музыка будто стихла. Разговоры затихли.
Он обнял Галину за плечи. «Эта женщина была рядом с моей дочерью каждый день с одиннадцати лет. Заботилась, поддерживала, любила, как свою. Она семья. И место её здесь — не в тени, не на задворках, а рядом со мной».
Лидия Петровна заморгала, явно ошарашенная. Но папа не закончил.
«И вот что я вам скажу, Лидия Петровна. Если вы не умеете уважать тех, кого любит моя дочь, то и вам здесь не место».
Тишина повисла, как перед грозой.
Потом гости начали кивать. Одна из подруг хлопнула в ладоши. Кто-то за соседним столом пробормотал: «Молодец».
Галина покраснела, но глаза её блестели от слёз. Лидия Петровна, смущённая, что-то буркнула и отошла.
Напряжение могло испортить вечер, но вместо этого оно его преобразило.
Гости подходили к Галине, говорили, как восхищаются ею, просили сфотографироваться, даже приглашали на танцы.
Как-то раз она прошептала мне: «Я никогда не чувствовала себя так принятой».
И тогда я поняла — моя свадьба была не только о союзе двух людей. Она объединяла семьи.
Когда начался танец отца с дочерью, папа кружил меня несколько минут. А потом неожиданно развернул к Галине.
«Теперь её очередь», — подмигнул он.
Галина дрожащими руками взяла мои. «Ты уверена?»
«Абсолютно», — ответила я.
Мы танцевали под тёплым светом люстр, а она смеялась сквозь слёзы.
«Я люблю те
