— Женщина, вам плохо? — участливый мужской голос вырвал её из оцепенения. Она подняла на незнакомца заплаканные, ничего не видящие глаза и… разрыдалась! Громко, не стесняясь прохожих, которые в растерянности расступались в стороны.
Ольга уже не помнила, когда последний раз спала больше пяти часов. Её день начинался до рассвета и заканчивался далеко за полночь. Уборка огромной квартиры, готовка на троих (муж, сын, лежачий свёкор), стирка, глажка… А вечером — вторая смена: мытьё полов в бизнес-центре. На себя времени не оставалось — совсем.
Так получилось не сразу, а как-то незаметно. Сначала свекровь, жившая этажом ниже, стала чаще «забегать на чаёк», оставляя после себя гору грязной посуды и бесценные указания. Потом муж решил, что домашние дела — исключительно женская забота.
Сын, давно уже взрослый, быстро усвоил правила игры. Даже на работе начальник не стеснялся нагружать её обязанностями заболевших коллег, прозрачно намекая: «Не нравится — за дверью очередь». Ольга молча кивала и делала.
Когда-то, до замужества, она была отличным кондитером. Её торты вызывали восторг. Но бесконечные семейные проблемы, болезнь свёкра, вечная нехватка денег заставили забыть о любимом деле и пойти туда, где хоть что-то платили за тяжёлую, неблагодарную работу.
Дочь давно выросла, вышла замуж и уехала за границу — помощи от неё не ждали, да Ольга и не скулила, лишь тихо радовалась её счастью издалека.
Усталость стала её вторым именем. Каждый вечер она буквально падала на кровать, проваливаясь в тяжёлый, без сновидений сон, чтобы через несколько часов снова начать это безумие. Годы такой жизни не прошли бесследно.
Она давно перестала ухаживать за собой. Лишний вес, который муж насмешливо называл «медвежьим», тусклые волосы, собранные в пучок, старый халат и вечно уставшее, загнанное лицо.
Ольга давно махнула на себя рукой, забыв, когда последний раз покупала что-то красивое, а не просто практичное. Муж Сергей к этому моменту не просто потерял интерес — он смотрел на неё с плохо скрываемым отвращением.
Его замечания становились всё оскорбительнее, и тот недавний язвительный намёк про «олимпийского медведя» был лишь одним из многих. Он всё чаще пропадал вечерами, возвращаясь под утро с пустым взглядом и предательским запахом чужих духов.
Картину дополняла свекровь. Её ядовитое шипение и жалобы сыну на «никчёмную невестку» стали ежедневным испытанием. Проходя мимо лавочки, Ольга физически чувствовала на себе её цепкий, осуждающий взгляд и слышала обрывки сплетен с соседками.
Было тошно и противно, но сил спорить или бороться уже не оставалось. С каждым днём Ольга всё яснее ощущала себя не женщиной, не человеком, а просто невидимой функцией — безмолвной машиной для обслуживания чужих потребностей.
— Оль, ты на себя посмотри! — ахнула как-то школьная подруга при случайной встрече. — Да брось ты их всех, займись собой!
— Не могу, Лена. Семья — главное, — пробормотала Ольга, отводя взгляд. Но слова подруги попали прямо в сердце.
Развязка наступила внезапно и страшно. Переутомление дало о себе знать — измотанная до предела, Ольга уснула в автобусе, проехала лишние остановки. Вышла в незнакомом районе и пошла к метро через оживлённую улицу с летними верандами кафе.
И вдруг замерла. За одним из столиков сидел её Сергей. Он сиял, как начищенный самовар, и нежно обнимал за плечи ухоженную блондинку, чьё платье, наверное, стоило как три её зарплаты.
Мир вокруг Ольги померк, стал свинцово-серым. Ледяной обруч сжал грудь, в ушах зазвенело… Собрав последние силы, она подошла.
— Сергей?
Он обернулся. На его лице мелькнуло что-то похожее на испуг, но тут же сменилось раздражением. Блондинка презрительно оглядела Ольгу с ног до головы.
— Милый, кто это? — капризно протянула она.
И тут Сергей, глядя куда-то мимо Ольги, выдавил:
— А, это… Да так, никто. Просто с работы.
«С работы». Не жена, не мать его ребёнка, а просто «с работы». Он опозорил её. Постыдился перед этой размалёванной куклой. Это было хуже пощечины. Боль, обида, унижение, ненужное самопожертвование, никем не замеченные жертвы ради семьи… — всё, что копилось годами, — обрушилось на неё в один миг.
Она развернулась и пошла, не различая дороги, шатая
