23октября,2025год.
Москва, вечер.
Муж опять заявил, что я обязана обслуживать его друзей, и я, устав от бесконечных приказов, бросила всё и вышла в Парк Горького.
Любовь, что ты так медлишь? Через полчаса придут парни, а у нас дома всё в разорении. Поторопись, картошку с луком обжарь, как они любят, огурчики солёные достань, те, что мама передавала. Сало порежь тонко, красиво, а не как в прошлый раз ломтями.
Вадим стоял в дверях кухни в спортивных штанах и растянутой футболке, поглядывая на часы. Я вошла в квартиру с двумя тяжёлыми пакетами из магазина, тяжело опустив их на плитку. Пакеты громко ударились о пол. Плечи болели, ноги в зимних сапогах пылали от холода сегодня в магазине было как в аду, перед праздниками люди бросились к полкам, хватая всё подряд.
Вадим, какие парни? прошептала я, расстёгивая молнию на пуховике. Пальцы замёрзли, пока я ждала автобус. Пятница, вечер. Я уже еле живу. Думала, просто поужинаем и фильм посмотрим.
Ой, начинается, муж закатил глаза, вздыхая. «Еле живу», «устала». Ты же знаешь, у меня работа, я тоже не сидел на печи. Серёжа звонил, он, Алексей и Витя проезжали мимо, решили заскочить. Сто лет не виделись. Как же мне не пустить их в дом? Это, между прочим, неуважение.
А меня можно было предупредить? Позвонить днём?
Да, всё спонтанно! Чего ты так раздуваешь? Делать только закуску. Они же не голодные, а захотят пообщаться. У нас есть бутылка, в баре стоит. Ты быстро стол накрой. Салат «Оливье» или крабовый, как обычно, и горячее. Мужики с работы, голодные.
Я смотрела на него, чувствуя, как в солнечном сплетении начинается раскатываться шар обиды. «Как обычно». Это означало, что я должна мгновенно броситься к плите, метаться между мойкой и сковородой, резать салаты, накрывать стол, потом весь вечер подносить чистые тарелки, убирать грязные, следить, чтоб у «пацанов» был хлеб, слушать их грубые шутки и громкий смех. А в конце, когда они уйдут за полночь, останется гора посуды, прокуренная кухня и липкий пол.
Вадим, я не стану готовить, сказала я твёрдо, глядя в его глаза. Я устала. Хочу душ и сон. Если твоим друзьям голодно, закажи пиццу. Или пельмени сварите сами.
Он на мгновение замер, брови поднялись.
Что ты, Любовь? Пацаны захотят домашнюю еду. Я уже обещал, что ты накроешь стол. Серёжа до сих пор помнит твои беляши. Не позорь меня перед людьми. Что они подумают? Что я не могу построить дом?
Построить? переспросила я, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Ты меня принимаешь за новобранца? Или за прислугу?
Не перебарщивай! Вадим рассердился, голос стал жёстче. Ты женщина, хозяйка дома. Это твоя прямая обязанность принимать гостей. Я зарабатываю деньги, несу в дом всё, а могу ли я раз в месяц с друзьями посидеть спокойно? Чтобы жена ухаживала, подносила, уют создавала? Давай, не выдумывай. Вон, пакеты принесла, разбирай. Курицу в духовку, пока чистишь картошку, сама дойдёт. И водку убери в морозилку, чтоб охладилась.
Он развернулся, пошёл в гостиную, бросив на ходу:
И причешись, а то выглядишь как чучело огородное. Витя с новой дамой не хочу, чтоб ты выглядела бледной рядом с ней.
Дверь в комнату не закрылась, и из неё сразу донёсся шум телевизора. Вадим уселся на диван, считая разговор законченным. Для него всё было решено: я получаю указание и, как верная подруга, бросаюсь к кулинарной «амбразуре».
Я стояла в коридоре, слушая диктора новостей. Сняла шапку, волосы, растрёпанные и наэлектризованные, упали на лицо. «Чучело огородное» эти слова эхом звенели в ушах. Двадцать лет брака. Двадцать лет я старалась быть идеальной хорошей хозяйкой, заботливой женой, понимающей подругой. Я терпела его посиделки с друзьями, его маму с бесконечными советами, его разбросанные носки и постоянные претензии к супу. Я думала, что такова семейная жизнь компромиссы, терпение, сглаживание углов.
Смотрела на пакеты: курица, овощи, молоко, хлеб тяжёлый груз в руках.
Я наклонилась, но не для того, чтобы разобрать сумки. Снова застегнула молнию на пуховике, надела шапку, заправила волосы, поправила шарф.
В комнату заглянула на секунду.
Вадим.
Он, не отрываясь от экрана, махнул рукой:
Что ещё? Соль не нашла? В верхнем ящике.
Я ухожу.
Куда? он наконец повернул голову, и на лице отразилось искреннее недоумение. В магазин? Забыл чтото? Хлеба взял, майонез есть?
Нет. Я ухожу гулять. В парк.
В какой парк? Вадим даже встал с дивана. Ты сдурела? Се́мь вечера, темно, холодно. Гости через двадцать минут! Кто будет стол накрывать?
Ты, спокойно ответила я. Ты позвал, ты и накрывай. Картошка в сетке под мойкой. Курица в пакете. Нож в подставке. Рецепт найдёшь в интернете.
Оля, стой! закричал он, вскакивая. Что ты сделала? Какой парк?! Вернись! Раздевайся и иди на кухню! Я сказал!
Но я уже не слушала. Выскочив из квартиры, захлопнула тяжёлую металлическую дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел. Быстро спустилась по лестнице, не дожидаясь лифта, боясь, что Вадим выскочит следом. На лестничной площадке было тихо он, видимо, был шокирован моим уходом.
На улице мелкий колючий снег, ветер забрался под воротник, но я его не заметила. Внутри всё горело адреналином, странным чувством злой свободы. Шла быстро, почти бегом, подальше от дома, от освещённых окон, где муж, наверное, пытался придумать, что сказать друзьям.
Парк Горького находился в двух кварталах. Старый городской парк с широкими аллеями и высокими липами, сейчас стоящими голыми, качающимися на ветру. Людей было мало: редкие прохожие с собаками, спешащие домой работяги, парочка подростков, уткнувшихся в телефоны.
Я свернула на боковую аллею, где фонари горели через один, отбрасывая причудливые тени на снег. Дыхание сбилось, сердце колотилось в горле.
«Что я наделала?» пронеслась паника.
С детства меня учили быть «тихой и послушной»: «Стерпится слюбится», «молчание золото», «муж голова, а жена шея». Мама говорила: «Оля, не перечь, будь мудрее. Мужчину кормить и хвалить, тогда в доме лад будет». И я кормила, и хвалила, даже когда Вадим садился на мою шею.
Телефон в кармане завибрировал. На экране высветилось фото мужа с подписью «Вадим». Я отклонила звонок, потом снова прозвонил. Нажала кнопку выключения, сунула тёмный экран в карман. Тишина. Слышались только ветер и скрип снега под сапогами.
Подошла к пруду. Вода была чёрной, незамерзшей в середине, где плавали утки, у берега тонкая кромка льда. Опёрлась руками о холодные перила, посмотрела вниз.
Вспомнила прошлый визит друзей: Толик напился и разбил мою любимую вазу, подарок сестры. Вадим лишь рассмеялся: «Ну, на счастье! Не переживай, новую купим». Новую так и не купили. Серёга в тот вечер, когда я убирала со стола грязные тарелки, хлопнул меня по бедру и подмигнул: «Везёт Вадим, такая баба безотказная, и накормит, и приласкает». Я молчала, улыбка натянута, ушла мыть посуду. «Не позорь меня перед людьми».
Не буду, прошептала я в темноту. Больше не буду.
Шла дальше по аллее. Мороз щипал щеки, но это было даже приятно. Голова прояснилась, я поняла, что не ела с утра. В животе заурчало.
В центре парка светился маленький киоск с кофе и выпечкой. Подошла к окну.
Добрый вечер, улыбнулась продавщица в вязаной шапке. Что желаете?
Большой капучино, пожалуйста. И, гляньте, улитка с корицей, и сэндвич с курицей.
Отличный выбор. Сейчас разогреем.
Сжала горячий стаканчик в замёрзших ладонях, тепло разлилось по пальцам. Села на скамеечку под фонарём. Сэндвич был горячим, сыр тянулся, курица сочная. Это был самый вкусный ужин за последние годы, не потому что еда была изысканной, а потому что я ела её одна, в тишине, никого не обслуживая.
Мимо прошла пожилая пара, держась за руки. Мужчина чтото рассказывал, женщина смеялась, поправляя ему шарф.
Ну куда ты распахнулся, Сашка, простудишься, ласково пожурила женщина.
Да мне жарко с тобой, Галочка, отшутился дед.
Я наблюдала и думала: «А будет ли у нас с Вадимом так в старости? Будем ли мы гулять под руку?». Честный ответ пугал. Скорее всего, Вадим будет идти впереди, ворча, что я медленно, а я буду тащить сумки, думая, что у него болит спина и надо бы мазью.
В кармане снова пискнуло. Я вспомнила, что часы показывали достигнутую цель 10000 шагов. Ирония судьбы: я ушла из дома, чтобы выполнить норму активности.
Прошло два часа. Я обошла парк три раза. Ноги гудели не от усталости, а от долгой ходьбы. Кофе выпила, булку съела. Холод пробивался сквозь пуховик. Нужно было возвращаться, ночевать на скамейке нельзя.
Но возвращаться боялась: скандал? Драка? Может, он выгнал друзей и сидит, готовя речь обвинения?
Встала и направилась к выходу. Чем ближе подходила к дому, тем медленнее шаг. Подъезд, окна на третьем этаже моя квартира. Свет горел везде: на кухне, в гостиной.
Поднялась на лифт, достала ключи. Руки дрожали. Глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, и открыла дверь.
В нос ударил запах подгоревшего масла, табачного дыма (хотя я сто раз просила не курить в квартире) и дешёвого одеколона.
В прихожей стояли чужие ботинки значит, гости всё-таки пришли. Гора курток на вешалке. Из кухни доносились громкие голоса и смех.
Ну я ей и говорю: не путай берега! вещал голос Серёги. Баба должна знать своё место! А Вадик молодец, не растерялся!
Сняла сапоги, повесила пуховик, прошла на кухню. Картина была удручающей и одновременно жалкой.
Стол завален. Открытые консервные банки шпроты, килька. Нарезанная ломтями колбаса лежала на газете (видимо, Вадим не захотел доставать тарелки). В центре сковородка с обугленной картошкой, вокруг пустые бутылки пива и недопитая водка.
За столом сидели трое: Вадим, Серёга и Толик. Витька с «дамой» не было видимо, отказались.
Вадим сидел к двери спиной, размахивая вилкой с маринованным огурцом.
Да она просто в магазин побежала, врал он. За деликатесами. Ща придёт, накроет поцарски. У меня Оля золото, просто скромная.
Я кашлянула. Трое мужчин повернули головы.
О! Явилась, не запылилась! воскликнул Серёга, улыбаясь в сальной ухмылке. Хозяюшка! Мы уже заждались! Вадик говорил, ты за коньячком бегала?
Вадим медленно обернулся, лицо покраснело, глаза мутнели. Увидев жену, сначала испугался, потом вспомнил, что он «хозяин», и нахмурился.
Ты где ходишь?! рявкнул он, пытаясь встать, но покачнулся и сел обратно. Пацаны сидят, ждут! Жрать нечего! Картошка сгорела! Ты меня подставила, Оля!
Я посмотрела на стол, на лужи пива, на окурки в своей любимой чашке, превратившейся в пепельницу.
Добрый вечер, мальчики, сказала я холодным тоном. Банкет окончен.
В смысле? не понял Толик, икая. Мы только начали. Оля, ну ты чего, нормально же сидим. Сделай яичницу хоть, а? А то у Вадим картошка смерть желудку.
Сказала всё вон, повысила голос. Время десять. Мне завтра на работу. Вадим, провожай гостей.
Ты ты мне тут не командуй! Вадим ударил кулаком по столу. Вилка подпрыгнула и упала. Это мой дом! Мои друзья! Ты кто такая, чтобы их выгонять? Иди на кухню и готовь! Иначе
Иначе что? шагнула я вперёд. Ударишь? Давай. Только учти, я сразу вызову полицию, напишу заявление, подам на развод завтра же. Ты этого хочешь?
Тишина повисла над кухней. Даже пьяный Серёга перестал улыбаться. Они никогда не видели меня такой. Обычно тихЯ закрыла дверь на замок, вытерла слёзы, вздохнула полной грудью и в глубине души поняла, что больше никогда не позволю никому ставить меня на последнюю полку.
