**8 марта, 2024 года**
Когда Дима исчез, будто сквозь землю провалился, я будто в тумане ходила. Забрал все наши накопления — те самые рубли, что откладывали на квартиру в Новосибирске. Оставил меня в съёмной однушке на окраине, с крохотной Катей на руках и пустым кошельком. Даже мать моя, Наталья Петровна, отмахнулась: «Места нет, Алёнка, ты ж знаешь — брат с семьёй у меня ютится».
А потом в дверь постучали.
Открываю — стоит Валентина Семёновна, свекровь. Та самая, что раньше косилась на меня, будто я паучихой прикинулась, чтобы её «сыночка» в сети запутать. Готова была к упрёкам, к «я же говорила». Но она просто шагнула вперёд, взяла Катю на руки и буркнула:
— Собирай чемоданы. Жить будете у меня.
— Да мы как-нибудь… — начала я.
— Молчи, — перебила она. — Моя кровь — моя забота.
И вот мы в её хрущёвке в Люберцах. Она отдала нам зал — единственную светлую комнату, сама ютится в бывшей кладовке. Вечером выставила на стол гречку с тушёнкой, строго так цокнула ложкой:
— Ешь. Молока у тебя мало — видно сразу. Завтра борщ сварю. Ребёнку — отдельно, купила пюре «ФрутоНяня».
Я расплакалась. Она вздохнула, обняла меня за плечи:
— Ну чего ревёшь-то? Мужики — они как трамваи: один ушёл — другой приедет. Моего-то Витьку тоже чёрт унёс, когда Диме три года было. Тяжело? Ещё как. Но не одной же тебе.
Шесть лет прошло. Валентина Семёновна научила Катю читать, заплетать косички «как у царевны», а меня — печь пироги с капустой, «чтоб новый муж не сбежал». На моей второй свадьбе она сидела во главе стола — в голубом платье, с бантами, будто сама замуж выходила.
Теперь Катя в третьем классе, а у меня под сердцем — Серёжка. Свекровь каждый вечер тычет в живот пальцем: «Ну когда уже, а? Будет богатырь — в деда, крепкий!»
Вот и думаю: родство — оно не в крови, а в том, кто в снег и дождь за тобой придёт. Муж сбежал, а его мать осталась. И, кажется, это и есть самое главное. **Настоящих людей видно в беде.**