На узкой улочке старого района Москвы внезапно раздался оглушительный грохот, словно кто-то бил по железу со всей дури. Прохожие вздрогнули и обернулись на звук. Посреди дороги стоял потрёпанный «УАЗ», а на его крыше, широко расставив ноги, стоял седой мужчина в потёртой телогрейке и орудовал здоровенной кувалдой.
Люди замерли, глаза округлялись с каждым новым ударом. Крыша машины гнулась, трещала, краска летела клочьями. Лобовое стекло, ещё недавно целое, теперь покрылось паутиной трещин и наконец рухнуло внутрь с громким звоном. От каждого удара по улице разносилось эхо, будто где-то далеко били в набат.
Мужчина что-то кричал сквозь слёзы, но слова его тонули в хрипе и отчаянии. Никто не мог разобрать, что он говорит только слышалось что-то про «проклятый металл» да «последнюю память». Один из прохожих, дрожащими руками, набрал 02.
Через несколько минут подъехали гаишники. Двое крепких парней в форме осторожно подошли, сняли старика с крыши и отобрали кувалду. Они ждали сопротивления, но его не было. Мужчина просто опустился на бордюр, схватился за голову и зарыдал.
Один из сотрудников присел рядом, спросил: «Дед, что случилось-то?» Ответ поверг всех в шок.
Оказалось, неделю назад в этой машине погиб его сын. Не справился с управлением на обледенелой трассе под Питером. Врачи сутками боролись за его жизнь, но спасти не смогли.
А этот «УАЗ» стоял во дворе, как немой укор. Каждый раз, выходя из дома, старик видел вмятины, царапины всё, что осталось от того рокового дня. И сегодня не выдержал. Взял кувалду и пошёл крушить.
Гаишники молчали. Один отвернулся, чтобы смахнуть предательскую слезу. Никто не стал выписывать штраф или везти его в участок. Они поняли: перед ними не хулиган, а отец, который пытается хоть как-то выплеснуть свою боль.
Толпа вокруг затихла. Те, кто ещё недавно перешёптывался и снимал на телефон, теперь стояли, опустив глаза. А старик, вытирая ладонью лицо, прошептал: «Не смог больше смотреть Как жить-то теперь?»
В тот день все поняли: горе нельзя измерить штрафами, а боль иногда требует не слов, но действия пусть даже такого отчаянного.