— Мы вас для того и растим!
Голос матери в трубке звучал резко, будто ножом по стеклу. Лера придержала телефон плечом, одной рукой помешивая гречку в кастрюле, а другой поправляя свалившиеся волосы.
— Мам, мы же договорились. В субботу мы с Димой едем к его родителям, — старалась говорить ровно Лера, но в голосе проскакивало напряжение. — У них огород, помочь обещали.
— А у меня, значит, коробки сами переедут? — язвительно бросила Тамара. — Грузчик снова напился. Приезжайте с утра — к обеду управимся. Потом и на огород успеете.
Лера опустилась на стул, чувствуя, как учащённо застучало сердце. Разговоры с матерью всегда были одинаковыми — не просьбы, а приказы, и аргументы у неё были как бетонные плиты: тяжёлые, неоспоримые, с привкусом вечного долга.
— Мам, мы же уже пообещали… Они нас редко видят. Не могу же я просто так всё отменить, — повторила Лера, хотя знала, что это бесполезно.
— Ах вот как? — голос Тамары стал громче. — Я столько в тебя вложила, а ты всё равно на сторону смотришь?
Лера закрыла глаза. Ну вот… Началось.
— Свадьбу помнишь? Кто вам на квартиру дал? Свёкры? Да они у себя полы скрипучие годами не могут поменять! Без меня ты бы по съёмным мыкалась.
Дима слышал всё из соседней комнаты. Ну, почти всё. Остальное и так читалось по лицу жены. Он уже стоял в дверях, скрестив руки, и Лера почувствовала его взгляд. Она резко закончила разговор и подняла глаза на мужа.
— Всё слышал? — тихо спросила она.
— Достаточно, — коротко ответил Дима. — Пусть больше не звонит. Она что, нас купила что ли?
Лера хотела что-то сказать, но слова застряли. Она понимала Димину злость. Каждый раз, когда мать «напоминала» о своей помощи, Лере казалось, будто квартира не их, а арендованная, и Тамара — строгий арендодатель.
Дима вышел на балкон, хлопнув дверью так, что Лера вздрогнула.
Она сидела, сжав голову руками. Раньше она думала, что мать просто хочет для неё лучшего. Но теперь в этом мёде всё явственнее чувствовалась горечь.
На свадьбе Тамара была королевой — в алом платье, будто не дочь замуж провожала, а сама собиралась под венец. Роскошный банкет, музыканты, ведущие — всё благодаря ей.
Когда пришло время подарков, Тамара встала, высоко подняла конверт и громко объявила сумму, чтобы слышали все, включая свёкров.
Лера почувствовала, как Дима сжал её руку под столом. Его родители, Нина и Геннадий, скромно вручили свой конверт — без цифр, но с тёплыми словами.
— Богатства у нас нет, но дарим от души, — краснея, сказал Геннадий. — Будьте счастливы и терпеливы. Главное — умейте слышать друг друга.
Тамара в этот момент о чём-то болтала с родственником. Эти слова её не тронули. Для неё важнее были суммы.
Лера оглядела кухню: ремонт, мебель, техника — всё началось с того конверта. Но теперь она понимала: это был не подарок, а инвестиция. И каждая просьба матери была будто попыткой получить проценты.
Прошла неделя. Потом ещё одна. Общение с Тамарой стало редким и формальным. Лера иногда брала телефон, но тут же откладывала — не хотела снова слышать упрёки.
Дима теперь вообще отказывался разговаривать с тёщей.
— Если хочешь — общайся сама, — сказал он. — Я не нанимался отрабатывать подарки. В моей семье не торгуют заботой.
Слова резанули, но Лера промолчала. Разве он не прав?
Однажды она набралась смелости и поговорила с матерью.
— Мам, спасибо за помощь, мы это ценим, — осторожно начала Лера. — Но благодарность — это не обязанность.
Тамара округлила глаза, будто услышала нечто невообразимое.
— Как это? А про отдачу ты не слышала? Дети должны помогать родителям! Мы вас для того и растим!
В груди у Леры что-то оборвалось. Казалось, она этого ждала, но формулировка…
Вспомнился случай с квартирой. Они с Димой нашли однокомнатную в Подольске — скромно, но уютно.
Тамара, узнав, предложила добавить денег на двушку.
— Вам же тесно будет! Я могу помочь. Потом спасибо скажете.
— Нам и так нормально, — твёрдо ответил Дима. — Хотим сами.
Тогда Лера посмеялась:
— Ты что, думаешь, мама проценты возьмёт?
Сейчас она была благодарна мужу за эту подозрительность. Иначе долг перед матерью стал бы ещё больше.
Даже свёкры, обычно доброжелательные, стали холоднее. Нина говорила с ней сдержанно, а Геннадий начал отпускать колкости:
— Квартирка-то у вас благодаря тёще, да? Не то что у нас…
Как оказалось, на Димином дне рождения Тамара проболталась родственнице:
— Я им квартиру почти полностью оплатила. Свёкры-то бедные, куда им…
Лере было стыдно, хоть и не она это сказала.
Вечером она села напротив мужа.
— Я будто между двух огней, — прошептала она. — Но я же не слепая…
Дима отложил телефон, внимательно глядя на неё.
— Помощь матери нам слишком дорого обходится. Я не хочу вечно быть в долгу.
— Это уже не долг, — тихо сказал он. — Это война, которая разъедает нашу семью.
Лера кивнула. Он дал ей понять: она не одна.
— Всё. Больше никаких сделок под видом заботы, — твёрдо сказала она. — Если мама хочет общаться — пожалуйста. Но на манипуляции я не поддамся.
Однако Тамара не сдавалась.
— Лера, тётю Катю в ночь на поезде встретить надо. Сама знаешь, такси в нашем городе в это время не найдёшь.
Лера глубоко вдохнула.
— Мам, мы не сможем. Диме рано вставать.
— Ну конечно, — фыркнула Тамара. — К свёкрам — по первому зову, а ко мне записываться надо?
Тон был таким, будто Лера бросила тётю Катю в тайге.
— Ладно, живите как хотите, — обиженно бросила Тамара. — Только потом ко мне не приползайте.
Лера стиснула зубы. Она ждала этого, но отказывать всё равно было тяжело.
— Ты вложила в меня много. Спасибо. Но я не твоя собственность. И ДиЛера наконец поняла, что настоящая семья — это не те, кто считает каждую копейку, а те, кто просто любит без условий.
