**Бездомница**
Свекровь выставила за порог женщину с младенцем. Но она даже не догадывалась
Артём заснул только к четырём. Я сидела на краю кровати, застыв в неудобной позе рука затекла, плечо ныло, но я боялась пошевелиться. У малыша резались зубки дёсны покраснели, он судорожно сжимал кулачки и плакал так, что сердце сжималось.
Казалось, он не спал целую вечность. Стоило попытаться переложить его в кроватку тут же просыпался, будто чувствовал, что я хочу сбежать. Всего семь месяцев, а уже будто прожита целая жизнь. Любовь, боль, тревога, счастье всё сплелось в тугой узел, который теперь не развязать.
Когда его дыхание выровнялось, я осторожно поднялась. В окне напротив горел свет кто-то в нашей девятиэтажке тоже не спал. Может, такая же измученная мать? Бессонный старик? Влюблённые? Когда-то я мечтала, что мы с Валерой купим свою квартиру, и я буду смотреть из окна на свой двор. Но мечты испарились, как утренний туман.
Три года на кассе в «Магните» и все мои деньги растворились в воздухе. Сначала первые взносы за ипотеку, которую мы так и не оформили. Потом ремонт в этой квартире, где мы жили с Тамарой Ивановной, Валериной матерью. «Будет уютнее», говорил он. Но уютнее стало только им.
С тех пор как я переступила этот порог с чемоданом и глупой надеждой, я ни разу не почувствовала себя дома.
«Всё наладится», обещал Валера полтора года назад. «Распишемся летом», говорил он перед моей беременностью. «Немного подождём», шептал, когда родился Артём. Я кивала. Верила. Ждала. Но штамп в паспорте казался ему чем-то лишним.
Тамара Ивановна каждое утро звенела ключами, собираясь на работу в бухгалтерию. Я называла её «болонкой» маленькая, вздорная, с вечно поднятым носом. Со мной она говорила только по необходимости, будто я не мать её внука, а временная прислуга.
«Леночка, полы бы помыла», говорила она в мой единственный выходной. «Елена, купила творожок для Артёмки», добавляла, хотя я никогда не брала её продукты.
Её комната была заперта. В наше отсутствие она рылась в вещах. Однажды застала её за своим шкафом. «Искала простыню», отрезала она без тени смущения.
На кухне особый порядок. Её тарелки отдельно, наши отдельно. Её сковородка, её кастрюли, её половник. Никакого общего. Когда Валера задерживался, я ужинала в комнате лишь бы не сидеть с ней за столом.
И всё же мы как-то существовали день за днём, месяц за месяцем. До рождения Артёма я ещё могла вырваться на работу, к подругам, просто пройтись. А теперь? С ребёнком на руках, с жалкими двумя тысячами в кошельке и пятью тысячами пособия на карте.
Я тихо закрыла дверь и вышла в коридор. Хотелось пить, голова гудела от недосыпа. Вчера Артём проснулся в два и заснул только к шести. А в девять утра снова на ногах. Я двигалась как сомнамбула, глаза будто песком засыпаны.
На кухне горел свет. Тамара Ивановна не спала. Я хотела налить воды и уйти, но не успела сделать шаг.
Ещё не спишь? обернулась свекровь. Опять в телефоне копаешься, я свет под дверью видела.
Артём плохо спит, ответила я. Зубки
Она фыркнула. В этом звуке было всё и недоверие, и намёк, что я отлыниваю от дел.
Можно потише? попросила я, вздрагивая от грохота тарелок. Артём только уснул.
Что-то мелькнуло в её глазах. Она резко повернулась к раковине, а потом
Потом развернулась ко мне. Лицо перекошено, глаза сузились.
Потише? переспросила она. Я у себя дома должна на цыпочках ходить?
Я прислонилась к косяку. Семь месяцев без сна. Семь месяцев в этих стенах, где каждый шаг как по минному полю.
Я просто попросила не греметь, сказала я тихо.
А может, ты просто не умеешь детей укладывать? скрестила руки свекровь. Я двоих вырастила. И зубы не проблема. И спали как ангелы.
Я стиснула зубы. В комнате спал мой сын, а здесь назревала буря. Что бы я ни сказала будет не так.
Я просто хотела воды, пробормотала я, делая шаг к раковине.
Конечно, не сдвинулась она. Тебе всегда что-то «просто» нужно. То полежать, то в телефоне сидеть. А работать это не для тебя?
Я замерла. Работать? С семимесячным ребёнком?
Выйду, когда Артёму будет полтора, сказала я твёрдо. Как договаривались.
Договаривались, протянула свекровь. Мой сын один вас содержит. А ты деньги тратишь. Эти шторы за сколько? А коляска?
Я смотрела на неё, не веря ушам. Шторы за тысячу? Коляска б/у за шесть?
Кстати, о деньгах, сверкнули её глаза. Ты хоть раз платила за квартиру? За свет? Ты здесь нахлебница.
Во мне что-то оборвалось.
А кто оплатил ремонт в вашей спальне? Кто купил вам холодильник? хотелось закричать.
Но я молчала. Привыкла терпеть.
Ты думаешь, я не вижу, как ты на мои вещи смотришь? голос её дрожал. Думаешь, заберёшь сына и всё моё?
Я окаменела. О каких вещах? О потрёпанном сервизе? О старых кастрюлях?
Мне. Не нужны. Ваши. Вещи, прозвучало чётко, хотя руки дрожали.
А зачем ты здесь? она шагнула вперёд. Ради моего сына? Ради квартиры? Ради денег?
Как будто ударили. Воздух перехватило.
Ради нормальной жизни моего ребёнка! сорвалось с губ. Которого ваш сын не спешит обеспечивать!
Что здесь происходит?
За спиной стоял Валера в мятых трусах, с отпечатком подушки на щеке. Растерянный.
Тамара Ивановна бросилась к нему:
Валерочка, твоя Лена хамит мне!
Его взгляд перешёл с матери на меня. Я знала этот взгляд. Сколько раз я оказывалась виноватой?
Сколько можно?
Нахлебница. Свекровь выгнала на улицу молодую мать с ребёнком, но даже представить не могла, что будет дальше