**Не тронь меня**
Соня Ивановна остановилась у подъезда, переведя дыхание. Пакеты с тяжелыми банками и картошкой тянули руки к земле, а подъем на пятый этаж без лифта казался вечностью. Семьдесят три года — не шутка, хоть она и не признавалась в этом никому.
— Тётя Соня! — окликнул её снизу голос. — Подождите, я помогу!
Она обернулась и увидела соседа с третьего — Дмитрия, вроде бы. Молодой, в наушниках, работает где-то с компьютерами. Вежливый, но назойливый.
— Не надо, сама, — отрезала она, прижимая пакеты плотнее к груди.
— Да я же мимо иду, — он шагнул ближе, протягивая руку.
Соня Ивановна резко дёрнула сумку назад.
— Я сказала — сама!
Юноша замер, растерянно опустив руку.
— Ну… ладно.
Он исчез за поворотом лестницы, а Соня проводила его взглядом. Нашёлся благодетель! Ещё расскажет всем, какая старуха еле ноги таскает.
Она шла медленно, останавливаясь на каждой площадке. В пакетах — провизия на неделю, чтобы лишний раз не таскаться. Но признаться в слабости? Ни за что.
Дверь. Ключи, конечно, на дне сумки. Один пакет соскользнул, яблоки покатились по грязному полу.
— Чёрт! — прошипела она, наклоняясь.
Рядом скрипнула дверь.
— Сонечка? Что случилось? — выглянула соседка Тамара, в затрапезном халате и стоптанных тапках.
— Ничего, — буркнула Соня, хватая яблоки. — Сама справлюсь.
— Да я помогу! Ты одна тащила это всё? Звонила бы!
— Не надо! — Соня выпрямилась, сжимая плоды в руках. — Меня не трогайте!
— Да что ты упрямишься? — Тамара всплеснула руками. — Мы же соседи!
— Мне не нужна ваша жалость! — крикнула Соня и захлопнула дверь перед самым носом удивлённой соседки.
В квартире пахло пылью и прошлым. Она разложила покупки: хлеб, сахар, банки с тушёнкой. Мяса не взяла — не хватило пенсии. Но пусть лучше так, чем чтобы кто-то думал, будто она не может себе позволить.
Завизжал телефон. Дочь, Наташа, из Питера.
— Мам, как ты?
— Нормально.
— Слушай, может, тебе домработницу найти? Хорошая женщина, будет убираться…
— Я что, развалилась? — Соня сжала трубку.
— Мам, ну просто легче же…
— Я сама!
— Но тебе уже семьдесят три…
— Значит, в гроб пора? — голос дрогнул.
— О чём ты?! Я же беспокоюсь!
— Отстаньте все! — Соня бросила трубку.
В гостиной пахло нафталином. Фотографии на стенах: муж (давно в могиле), маленькая Наташка (теперь далеко), праздники, которых больше не будет. Всё это когда-то радовало, а теперь лишь жгло глаза.
Телефон снова зазвонил. Она не подошла. Но звонки не прекращались.
— Ну что ещё?! — сорвалась она наконец.
— Мама! Я думала, с тобой что-то!
— Ничего. Просто не хочу говорить.
— Может, переедешь ко мне? Комната свободна после того, как Ваня съехал…
К горлу подкатил ком.
— Мой дом здесь.
— Но ты же одна!
— И что? Я ещё не труп!
— Мам… я просто волнуюсь.
— Не надо! — Соня вырвала шнур из розетки.
Тишина. За окном смеялись дети, гуляли пары. А она сидела в кресле, сжав кулаки.
Почему все лезут? Да, спина болит, ноги не слушаются. Но разве это повод — считать её ни на что не годной?
Вчера Тамара предлагала готовить вместе: «Экономнее!». Соня отказалась. А вдруг потом вся парадная узнает, что её подкармливают?
А тот мальчишка, Дима… На прошлой неделе настаивал, чтобы донес сумки. Над ней что, смеялся?
Нет, не может быть, чтобы все вокруг такие добрые. У каждого свои расчёты.
Вечером открыла холодильник — молоко прокисло. Видимо, пока тащилась домой. Пришлось идти снова.
Темно. Фонари мигали, как больные глаза. В магазине очередь. Впереди девчонка с ребёнком — тот орал, упирался.
— В другую кассу! — крикнула кто-то сзади.
Девушка покраснела.
— Извините, он просто устал…
Соня вдруг шагнула вперёд.
— Дай мне его.
Та замерла.
— Он может расплакаться…
— Давай.
Она взяла ребёнка. Малыш замолчал, уставившись на неё. Соня покачала его, замурлыкала что-то — давно забытую колыбельную.
— Спасибо! — девушка суетилась у кассы. — У вас есть внуки?
— Есть.
— Видно.
Ребёнок вернулся к матери. Соня стояла с пакетом молока, не понимая, зачем всё это.
На лестнице услышала разговор:
— Она гордая, как чёрт, — Тамарин голос.
— У меня бабка такая же была, — ответил Дима. — Пока не сломала ногу…
Соня замерла. Они говорили о ней. Не смеялись. Жалели.
Дома она подошла к зеркалу. Оттуда смотрела старуха с лицом, будто вырезанным из камня. Когда она стала такой?
Раньше работала в школе. Дети любили, коллеги уважали. Дом всегда полон гостей. Пироги, чай, смех…
Потом муж умер. Наташа уехала. Осталась тишина и злость — на всех, кто пытался помочь.
Но сегодня, с чужим ребёнком на руках, она вдруг вспомнила: тепло. Быть нужной.
Она воткнула шнур обратно. Телефон зазвонил сразу.
— Мам! Я чуть с ума не сошла!
— Прости, — прошептала Соня. — Я… не права была.
— О чём ты?
— Обо всём. О том, что старею. О вашей заботе.
Наташа молчала.
— Ты самая сильная, — наконец сказала она. — Я просто волнуюсь…
— Знаю. Насчёт домработницы… пусть приходит.
— Правда?!
— Правда.
И про Питер она подумает. Летом. Внуков повидать.
Утром встретила Тамару в подъезде.
— Прости меня. Вчера…
— Да брось, — махнула та рукой.
— Насчёт обедов… твоё предложение ещё в сиОна протянула Тамаре пакет с яблоками и вдруг улыбнулась — впервые за долгие годы.
