Всё будет хорошо, сынок…
«Боренька, сынок, это мама», — раздался в трубке приглушённый голос.
Борю всегда раздражало, что мать считала нужным представляться. Как будто он не узнавал её голос. Сколько раз он объяснял, что на экране отображается имя звонящего!
У неё был старенький кнопочный телефон. Боря купил ей современный, с кучей функций, но мать отказалась.
— Я уже стара для таких штук. Подари лучше… Марфе. Её дочка такую роскошь себе не позволяет. Обрадуется.
Марфа действительно обрадовалась, быстро разобралась с подарком. Боря подарил ей телефон не просто так — чтобы, если что случится с матерью, соседка сразу позвонила. И заранее внёс в контакты свой номер.
— Мам, я знаю, что это ты, — улыбнулся Борис. — Всё нормально?
— Сынок, я в больнице.
По спине пробежали мурашки.
— Что случилось? Сердце? Давление? — затараторил он.
— Завтра операцию будут делать. Грыжа разболелась. Терпеть сил нет.
— Почему раньше не позвонила? Я завтра приеду, заберу тебя в Москву. Там и больницы хорошие, и хирурги классные. Мам, пожалуйста, откажись от операции! — Боря говорил быстро, сдавленным голосом.
— Не переживай, сынок. Помнишь Ивана Фёдоровича? Он хороший врач…
— Мам, послушай, я приеду утром, — перебил он. — До этого ничего не делай! — Он кричал, потому что голос матери становился всё тише.
— Не беспокойся. Всё будет хорошо, сынок. Я люблю тебя… — В трубке резко раздались гудки.
Боря взглянул на экран. Тёмный фон, яркие цифры — 23:50.
Последние слова матери прозвучали странно, словно через преграду. Она никогда не звонила так поздно. Что-то не так. Он набрал её номер — никто не ответил. Пытался снова и снова — безрезультатно.
Боря отодвинулся от компьютера и посмотрел в окно. Уже вторые сутки шёл дождь со снегом. В хорошую погоду до деревни — пять часов, сейчас все шесть. Нужно выезжать немедленно, чтобы не гнать, но успеть до утра. Кто знает, во сколько начнут операцию. Дорогу наверняка развезло. Но он едет не в деревню, а в райцентр, в больницу.
Он выключил компьютер, начал собираться. Уже на выходе вспомнил, что не взял зарядку. Вернулся, схватил её и снова направился к двери. «Если вернулся за чем-то, посмотрись в зеркало перед выходом», — вспомнил он мамины слова. Боря мельком глянул на своё отражение. Лицо осунувшееся, глаза беспокойные. «Мама сказала, что всё будет хорошо… А она никогда не обманывала», — подумал он и вышел.
В машине задумался: не позвонить ли Марфе? Они с матерью дружили сто лет. Но он ночами работает, а в деревне спят рано. Почему же не позвонила Марфа? Ведь он специально предупредил её! Тревога снова сжала сердце. Двигатель прогрелся, и Боря тронулся.
Сколько раз он уговаривал мать переехать к нему! Квартира большая, места хватит. Но она отказывалась. «Сынок, ты молодой, я буду мешать. Мне и тут хорошо. Никуда не поеду».
Ах, мам… Почему раньше не позвонила? Всегда боялась побеспокоить, оказаться обузой.
Боря вспомнил их разговор. Только сейчас понял, что его насторожило. Голос у матери был странный, глухой, будто из-под земли. А последние слова — едва разобрал. И тон виноватый. Наверное, решила, что разбудила его среди ночи. Раньше она так поздно никогда не звонила.
Грыжа у неё была давно, болела в непогоду. Но мать тянула, откладывала операцию. То огород сажать, то урожай собирать, то Марфа простыла — не бросишь же. Всегда находились причины.
А он сам? Живёт не так далеко, машина есть — а времени навестить мать вечно не хватало. Тоже находил отговорки.
Мать он помнил доброй, ласковой. Но если надо — могла и отругать, и всыпать тем, что под руку попадалось. Не обижался, если за дело. Бывало это редко — потому и запомнилось.
Когда в шестнадцать лет он впервые пришёл под утро, она не спала, ждала. Взглянула на него разгорячённого, с раздувшимися от поцелуев губами, строго так взглянула — потом сказала:
— Куда так спешил? А как жениться придётся — готов будешь? Потом волком выть станешь. Иди спать, глаза б мои тебя не видели. — И отвернулась.
На следующий день она не смотрела в его сторону. Боря помнил — это было в сто раз хуже крика. Потом, когда мать оттаяла, он спросил:
— Ты чего на меня взъелась? Все гуляют. Ты что, не гуляла в молодости? Любовь, страсть и всё такое…
И мать рассказала, как в семнадцать влюбилась. Как целовалась ночами под соловьёв. А когда забеременела, её возлюбленный струсил и сбежал. От позора спас Борин отец. Сказал, что это он с ней гулял. Назначили свадьбу. Но незадолго до неё, во время уборки картошки, случился выкидыш. Отец всё равно женился на ней. А Боря родился только через восемь лет…
Темнота за окном, дорога монотонная, машин почти нет. Глаза слипались. Пару раз Боря чудом не попал в аварию. В первый раз очнулся будто от толчка — а он уже на встречке. Хорошо, дорога пустая. Во второй едва не въехал в кювет — даже не понял, как вывернул руль. Врубил радио на полную и орал песни, лишь бы не уснуть. Так и доехал.
Больница — старое кирпичное двухэтажное здание — светилась парой окон. Работали тут всего три доктора: терапевт, хирург и ассистент. Сложные случаи отправляли в город, с мелкими справлялись сами.
Боря постучал. Думал, придётся ждать долго, но дверь открыли быстро, несмотря на ранний час — не было ещё и семи утра. Медсестра окинула его взглядом, заглянула за спину.
— Вам чего? Приём с восьми, — сухо сказала она, поняв, что это не местный.
— Я к матери. Ей сегодня операцию должны делать. Миронова Надежда Степановна.
Медсестра замерла на секунду.
— Заходите. Садитесь тут, я сейчас. — Закрыла дверь и ушла.
Боря огляделся. Маленькая комната. Окна наполовину закрашены белым. Пустой стол, стул и топчан уИ когда он закрыл глаза, чтобы сдержать подступающие слезы, в тишине больничного коридора ему почудился её голос: «Всё будет хорошо, сынок».
