Не как в кино, но жизнь берет свое
Люба обожала сералы и мечтала, чтобы её жизнь была такой же яркой, как на экране. Но мечты оставались мечтами, а действительность текла тихо и буднично.
Замуж она вышла за Степана вроде бы по любви, но это только ей так казалось. Степан с юности был ветреным и непостоянным — и не изменился. Поселил жену в своём небольшом доме, а спустя три года семейной жизни заявил:
— Уезжаю в город. Живи как знаешь. Душно мне здесь, в деревне, широкая душа требует простора.
— Стёпа, ты что? Вроде всё у нас хорошо… — попыталась удержать его Люба, не понимая, в чём дело.
— У тебя хорошо. А у меня — нет.
С этими словами он собрал вещи в старый рюкзак и ушёл. По деревне тут же поползли сплетни:
— Степан Любку бросил, укатил в город. Наверняка там баба объявилась.
Люба переживала молча — не рыдала, не жаловалась, просто жила в его доме. Идти ей было некуда: в родительском доме ютился брат с семьёй, места для неё не было. Детей Бог не дал — видно, решил, что из Степана отца не выйдет.
По вечерам, закончив дела, Люба садилась перед телевизором, смотрела сериалы, где кипели страсти, и пропускала всё через себя. Потом долго не могла уснуть.
Утром надо было покормить поросёнка, гусей, кур и бычка Ваньку, которого она не пускала в стадо, привязывала за огородом.
— Люба! — крикнула соседка. — Твой Ванька сорвался, носятся по деревне!
— Где?! — выбежала она и увидела, как бычок рогами цепляет соседский забор.
— Ванюша, иди сюда! — уговаривала она, суя ему хлеб, но он только мотал головой. — Чтоб тебя! — в сердцах крикнула Люба.
Бычок рванул в сторону, распугав соседских уток. Неизвестно, сколько бы она за ним бегала, если бы не тракторист Гриша. Ловко подхватив оборванную верёвку, он притянул Ваньку к забору. Люба смотрела на его крепкие руки, на мышцы, проступавшие сквозь заношенную рубаху. И вдруг ей дико захотелось, чтобы эти руки обняли её.
Но тут же отогнала мысли:
— Что это на меня нашло? Точно кошка — ласки захотелось.
Стыдно стало таких мыслей.
— Наваждение. Никогда раньше за Гришкой такого не замечала. Белобрысый, вечно шутки шутит. Да и не нужен он. Живёт же с тёткой Катей по соседству.
Со Степаном Люба развелась сразу после его отъезда. Были у неё ухажёры, даже замуж звали, но не лежало к ним сердце.
Гриша вытирал руки о траву, а она вдруг сказала:
— Заходи во двор, помоешь.
Он молча пошёл за ней, а она чувствовала его горящий взгляд в спину.
С той поры между ними словно ниточка натянулась. Когда Гриша проходил мимо, Люба краснела. А он стал ходить по меже возле её двора, хотя раньше этой дорогой не пользовался.
Люба начала вставать рано — якобы для прополки грядок, но на деле хотелось встретить Гришу, который шёл на работу. Их взгляды встречались, и в его глазах читался настоящий мужской интерес — может, даже больше.
Она гнала грешные мысли прочь, боясь тётки Кати.
— Увидит — мне несдобровать. Да ещё на всю деревню ославит.
Но Гриша всё ходил мимо, обжигал взглядом, а она смотрела в ответ с тихой улыбкой. Думала: прямо как в «Богатых тоже плачут» — и чем всё закончится, непонятно.
Однажды Люба подметала двор и услышала за спиной:
— Любонька…
Обернулась — Степан. Та же наглая улыбка, карие глаза, от которых когда-то сердце ёкало.
— Вернулся… Возьмёшь обратно?
— А что случилось? Город разонравился?
Но сердце не дрогнуло. Видно, любви не было. Или была — да прошла.
Степан вернулся в свой дом. Любе деваться было некуда, пришлось пустить. На ночь она закрывалась в комнате, подпирая дверь комодом. Бывший муж ютился в другой половине дома, а ей приходилось вылезать через окно.
Гриша ходил мрачный, но, увидев, как Люба выбирается наружу, оживился.
— Значит, не простила, раз через окно лазает.
На следующее утро, вылезая, Люба нащупала под ногами ступеньки.
— Кто это постарался? — удивилась она. — Не Степан же, он с друзьями гуляет.
Гриша ночью подставил ей опору, чтобы было удобнее. На тётке Кате он не был женат — просто жили вместе. Детей своих у него не было, только её дочь от первого брака, но он к девочке хорошо относился.
Катя когда-то сама пришла к нему в дом — на празднике Гриша перебрал, а она этим воспользовалась. Потом и дочку подселила.
Шло время. У Степана кончились деньги, деревенские перестали угощать — и он снова смылся в город. Люба вздохнула свободно.
А у Гриши случилось горе — слегла Катя. Крепкая, здоровая женщина вдруг занемогла. Мать забрала внучку, Гриша ухаживал, но Катю увезли в больницу — откуда она уже не вернулась.
Хоронили её всей деревней.
— Хоть и крупная была, а добрая, — причитала бабка Аграфена. — Ни с кем не ссорилась.
Гриша остался один. А по утрам Люба видела, как он чистит у неё во дворе снег — сделает у себя, потом у неё, идёт на работу, а сам поглядывает на её окна.
Зима прошла. Однажды Люба вернулась с работы — дверь в дом распахнута. На кухне за столом сидела дородная женщина, уплетала её варенье из её же кружки.
— Не ждала? — усмехнулся Степан. — Мы с Веркой тут жить будем. Дом-то мой.
Он мстил за отказ.
— Моя невеста. Скоро распишемся. А ты собирай вещи — если не хочешь на наше счастье глазеть.
Эту ночь Люба переночевала в доме, снова подперев дверь.
— Господи, — шептала она. — Доколе мне мучиться? Может, к тёте Поле попроситься — у неё комната свободная.
Утром начала выносить вещи. Подошёл Гриша, молча взял часть узлов и потащил к себе. Потом вернулся. Так и перетаскал всё. Люба молчала.А через год Люба с Гришей праздновали рождение сына, а Степан с Веркой так и остались жить в старом доме, вечно ругаясь из-за денег — вот и выходит, что жизнь хоть и не кино, но справедливость в ней всё же есть.
