В глухом сибирском селе, где метели воют меж покосившихся изб, Татьяна с супругом Михаилом тщетно ждали приезда сына. Сердца их сжимались от горечи, а в глазах стояла безысходность.
«Видно, не судьба,» — промолвила Татьяна, глядя на мужа. — «Мы уже и не сердимся, привыкли.»
«Что опять случилось? Опять Алевтина не пустила?» — хмуро спросил Михаил. — «Вы с ней и раньше не сходились характером.»
«Может, и так,» — голос Татьяны задрожал. — «Но Ваня никогда не говорил нам такого. Раньше хоть изредка навещал, а теперь… У его жены всегда припасена какая-нибудь отговорка. Видно, придётся искать мастеров, чтобы крышу починить. Сын и дня для нас выкроить не может.»
Говорила она о своём сорокалетнем Ване с болью. Двенадцать лет назад он уехал в Екатеринбург, оставив родное село. Был когда-то мастером на все руки, а теперь лишь распоряжается в автосервисе. Женился на Алевтине, купили квартиру.
«Сам всё делал по дому,» — вспоминала Татьяна. — «А Алевтина только командовала. Поженились они поздно, ей уже за тридцать было. Всё ясно, почему одна ходила — с таким нравом кому понравится? Мы с ней сразу невзлюбили друг друга.»
«Недаром столько лет в девках сидела,» — буркнул Михаил. — «Помню, как ты пыталась с ней поладить. Сплошной кошмар. Что он в ней нашёл?»
Алевтина почти не общалась с роднёй мужа. Раз в год только разрешала Ване навестить родителей. В этот раз он обещал взять отпуск в мае, чтобы крышу починить. Но планы Алевтины всё разрушили.
«Она ждёт ребёнка,» — с горечью сказала Татьяна. — «Не пускает его, боится одна оставаться. Взрослая женщина, медсестра — что с ней случится? А за две недели до отпуска начала пилить, хотя билеты уже были куплены.»
«Да что ей не так?» — спросил Михаил, хотя ответ знал заранее.
«Сначала говорила, что боится, а потом…» — Татьяна замолчала, смахивая слезу.
«Что потом? Да разве он у неё на привязи? У неё же родители есть, они бы помогли!» — негодовал Михаил.
«Думаю, это они её настраивают,» — вздохнула Татьяна. — «Говорят, нельзя мужа одного отпускать. У них был зять, который к своим ездил, а потом развёлся. Теперь младшая дочь с ними живёт. Вот и пугают Алевтину, будто Ваня такой же.»
«Да что за бред!» — возмутился Михаил. — «Ваня никогда ничего подобного не делал. Да и Алевтина могла бы с ним приехать, в чём дело?»
«Приехать?» — горько усмехнулась Татьяна. — «Ни за что. Ты же знаешь, как она нас не терпит. Я пыталась поговорить — бесполезно.»
Вспомнила она, как Михаил раз позвонил Алевтине, надеясь миром договориться. Но лишь хуже стало.
«Что она сказала?» — спросил он, хотя догадывался.
«Мол, мы вечно к Ване лезем, от семьи отрываем,» — голос Татьяны дрогнул. — «Говорит, ей надоело нам сопротивляться. Муж, дескать, должен о жене думать и ребёнке, а не о наших прихотях. Если уж отпуск взял, значит, должен с семьёй быть. И ещё заявила, что наш дом ей не нужен!»
«Ну и невестка!» — Михаил сжал кулаки. — «А Ваня-то что?»
«Оправдывался перед тобой, но мы же понимаем — он не виноват,» — вздохнула Татьяна. — «Наверное, решил не ехать, чтобы её не злить. Боится за ребёнка, за неё.»
Михаил не сдержался. В гневе позвонил сыну и высказал всё, что на душе накипело.
«Хватит!» — кричал он в трубку. — «Больше не жди! Найму рабочих, а ты сиди под каблуком у своей бабы!»
Татьяна молчала, но сердце рвалось на части. Понимала мужа, но слова его — «жён много, а родители одни» — резали, как нож. Ваня был их единственным сыном, гордостью, а теперь между ними выросла стена, которую возвела Алевтина. Держала его на коротком поводке, а он, боясь её сцен, подчинялся.
Татьяна смотрела на старую крышу, с которой воОна закрыла глаза, представляя, будто каждая просочившаяся сквозь дыры капля — это слёзы, которые уже никогда не вернут былой близости.
