**«Бракованный» папашенька**
С самого детства у нас с мамой крутился один и тот же замкнутый круг. С утра она уходила подметать улицы в нашем районе в Перми, а к обеду возвращалась с пластиковой бутылкой дешёвой водки. К восьми вечера – уже храпела за закрытой дверью своей комнаты, уставшая, пьяная, равнодушная.
Хорошо хоть комнаты у нас были разные. Я могла спокойно делать уроки, пока мама вырубалась.
Бывали дни, когда она не пила. Тогда мы с ней убирались, пекли ватрушки, смеялись. Эти моменты я обожала. Мне казалось: если я буду стараться изо всех сил, быть идеальной дочкой, мама вдруг захочет, чтобы таких дней стало больше. Но утро наступало – и бутылка снова появлялась в её руке, а глаза снова становились пустыми.
Когда мне было три года, всё было иначе. Мама работала в магазине «Пятёрочка», а папа водил автобус по маршруту. Я помню это лето: мы гуляли в парке, жара стояла адская, асфальт под ногами буквально плавился. Папа купил нам мороженое, но его шарик вдруг плюхнулся на землю – и тут же его слизала здоровенная лохматая дворняга. Мы смеялись до коликов. Мама тогда поделилась с ним своим стаканчиком.
А потом всё закончилось. В наш дом пришёл чужой человек и сообщил: папа погиб в аварии. У автобуса отказали тормоза, и он, чтобы спасти людей, вывернул руль в сторону, подставив себя под удар.
После этого мама сломалась. Запила. Потеряла работу. Устроилась дворником. Жизнь превратилась в выживание.
Когда мне стукнуло четырнадцать, появился он – дядя Витька. Красивый, трезвый. Я не понимала, что он нашёл в маме – хоть она тогда ещё держалась, не опухшая, с приятным лицом. Потом выяснилось: ему просто негде было жить.
Но его появление подействовало на маму как волшебная пилюля – она почти перестала пить, готовила, улыбалась. Заботы от него было ноль, но хотя бы не бухал и не бил нас. Спасибо и на этом.
Через полгода мама объявила, что беременна. И почему-то решение, оставлять ребёнка или нет, переложила на меня. Я обрадовалась. Надеялась, что малыш окончательно вернёт её к нормальной жизни. Мечтала, как буду катать коляску, как у меня появится сестрёнка. Почему-то была уверена – родится девочка.
Мама слушала меня с блеском в глазах. А дядя Витька вроде бы тоже обрадовался. Сказал, что «всю жизнь детей хотел».
Но через пару недель его как подменили. Стал хмурым, молчаливым. Денег на еду оставлял всё меньше, домой приходил поздно. Мама витала в розовых облаках и ничего не замечала. А мне было страшно.
Настал вечер, когда маму повезли в роддом. Прошло два часа, и дядя Витька начал названивать в больницу.
— Алло, что там у Ивановой? Уже? Мальчик? Ладно… Что?! — его голос резко оборвался, лицо перекосилось. Он вырубил телефон. Сел, будто в воду опущенный.
— Что с мамой?! — я вцепилась в его рукав. — Да говори же!
Он взглянул на меня с каким-то омерзительным равнодушием и процедил:
— Лида родила урода. Мальчик с дефектом. Мне такое не нужно. Я тут и так задержался. У меня давно другая баба – не нищая пьянь, а нормальная, с квартирой, с деньгами. Без бракованных отпрысков. Передай своей мамаше, чтоб на меня не рассчитывала.
Он встал и спокойно начал собирать вещи. А я стояла и смотрела, как наша жизнь разваливается на куски.
— Ты… ты же мразь! — вырвалось у меня. — Это твой ребёнок! Что мы теперь будем делать?! Ты не можешь просто взять и смыться!
Он усмехнулся. Посмотрел на меня мерзким взглядом:
— А ты, гляжу, злишься красиво. Только маловата ещё…
Я отпрыгнула и, дрожа, захлопнула дверь в свою комнату. Через час хлопнула входная. Он ушёл.
Это была самая тёмная ночь в моей жизни. Я ревела в подушку, представляя, как мама узнает о предательстве. Винила себя – это ведь я уговорила её оставить ребёнка.
Прошли годы. Девять долгих лет. Я выросла, вышла замуж. Моя двухлетняя Катюшка возилась в зале. А Дашенька – та самая сестрёнка – подросла, стала умной, светлой девочкой. Мы жили в тепле и любви.
В то воскресное утро в дверь позвонили. Катя и Даша наперегонки бросились открывать. Я хотела крикнуть: «Спросите, кто там!» – но не успела.
На пороге стоял небритый, обрюзгший мужик в потрёпанной куртке.
— Лида дома? — прохрипел он.
Я вгляделась и с трудом узнала его – дядя Витька. Только теперь – старый, облезлый, жалкий.
— Я подумал… Всё-таки сын… Я… решил вернуться. Всё же отец… Где Лида? Опять бухает?
Я смотрела на него ледяным взглядом.
— Лиды здесь нет. И сына у вас не было. В роддоме вам перепутали – это другая Иванова родила. А мама – девочку. Здоровую. Красивую. Вот, кстати, Даша, — я кивнула в сторону сестры. — Ну что, Дашенька, тебе такой «папа» нужен?
Даша передёрнула плечами, будто её холодом обдало. И спокойно сказала:
— У меня уже есть папа. Папа Саша. Самый хороший.
Она взяла Катю за руку и ушла в комнату.
— Услышали? — тихо сказала я. — Думали, нас ваше бегство сломает? А вышло всё наоборот. Мама не запила. Она за Дашей ухаживала, расцвела. Потом встретила Сашу – хорошего мужика. Они теперь рядом живут. И да, он стал нам настоящим отцом.
— Олень, кто там? — донёсся голос из кухни.
— Да так, никто… — крикнула я в ответ.
И в тот момент, выпихивая этого человека за дверь, я вдруг почувствовала – стало легче. Словно камень с души упал. Все эти девять лет я, сама того не осознавая, ждала, что он объявится. А теперь – точка. И никакой тени в нашем доме больше не будет.
