Как жив? спросила Варвара, когда первая боль всё больше сжимала её лёгкие.
Мать, уткнувшись в старый шерстяной свитер, отводила взгляд к пятой дырке на большом пальце, где светилась крошка света, будто крошечный шрам от старой ссоры.
Жив, пролепетала она, прости.
О биологическом отце Варвара молчала уже давно. Она его не помнила, лишь знала, что гдето в далёкой Сибири ктото его называл так же, как её мать. С двух лет её воспитывал отчим, человек с бородой, которую иногда смывали берёзовыми ветками, и он усыновил её, став для неё отцом.
Третийнадцать лет назад их отношения разорвались: отчим требовал, наставлял, не давал свободы. Тогда Варвара решила найти настоящего отца, три месяца просила у мамы имя, адрес, номер хоть крошку информации. Мать же стояла, как статуя в храме, молчала, глядя в окно, где зашипел моросивший дождь. Слышались шёпоты матьотчим, решавшие, говорить ли правду.
Он погиб, наконец пробормотала мать. Упал в горы.
Варвара кивнула, не спросив доказательств, не позвонив родственникам.
Я позвоню ему. Сдаст анализ, подберут костный мозг, и всё будет
В тот миг в голове Варвары прозвучал холодный звон: всё хорошее уже ушло. Отец оставил, отчим ушёл, словно гусеница отвалилась от листа.
Я не хочу! крикнула она, бросая взгляд на свой скудный белый халат. Не будет операции, я вас всех ненавижу!
Мать попыталась обнять, но Варвара вырвалась, бросилась в свою комнату, где окна выходили на бесконечный пустырь, покрытый лёгким туманом, будто вёдро без воды.
Сквозь полутёмный вечер она видела, как небо сливается с дымкой, и не различала, где горизонт, а где крыша дома.
Шаги в коридоре заставили её подумать о прощении, но это был отчим, встававший на пороге, словно боялся, что её крик прогонит его навсегда.
Не злись на мать, сказал он, она делала, как могла.
Как могла! прошипела Варвара. Тебе бы понравилось, если бы тебя похоронили прямо здесь?
Она писала тебе, продолжал он, ты хотела встретиться, он не отвечал. Мать подумала, что так будет лучше.
Варвара прикусила губу, не слыша своего голоса, а только шёпот собственного страха. Отчим исчез, оставив дверь открытой, и лишь спустя час она подошла к маме, давая всем время отстояться.
В комнате матери пахло ванилью духов, смешанной с пылью старых книг, которые мать так любила вытаскивать из советского фонда. На столе стоял крем с ароматом клубники, а лампа была выключена, её тень сливалась с креслом, а длинный халат покрывал белые ноги.
Ладно, прошептала Варвара, пусть сдаёт анализ.
О том, что её настоящий отец жив, она узнала в больнице, где её тело уже не слушалось, а врач говорил, что время ещё есть. Но часы тикали безжалостно, и жизнь её таяла, как тающий снег на Красной площади.
Варвара лежала, уткнувшись в стену, ногтем отрывая облупившуюся краску, вгоняя в кожу кровь, будто пытаясь почувствовать хоть чтонибудь живое. Шёпот медсестёр, холодные простыни, запах антисептика всё казалось странным сном.
Внезапно в комнате появился мужчина в белом халате, лицо его покрывало лёгкое загар и морщины, глаза карие, как у неё самой.
Привет, дочь, произнёс он низким, знакомым голосом.
Привет, прошептала Варвара, охрипшая, привет.
Отец оказался вовсе не тем, что она представляла: у него была жена, трое сыновей, он работал слесарем, чинил троллейбусы в Подмосковье, а её мечта стать кинологом казалась ему странной.
Собаки лучше людей, заметил он, глядя на её глаза, полные слёз.
Операция прошла, но отец не пришёл, не позвонил. Мать и отчим приходили по очереди, оставляя за собой аромат ванили и новые книги, которые Варвара уже не открывала. Отчим сидел рядом, рассказывая глупости, пока она отвернулась к стене.
В день выписки Варвара подошла к приоткрытому окну, где следы детских ладошек всё ещё виднелись на подоконнике. Вдохнула холодный, сырой воздух, почувствовала, как пол качается, будто она стоит в лодке на бурной реке. В лицо ударил ветер, принёсший запах влажной земли, пыльного асфальта и далёкого шума машин.
Она вспомнила отца: грубые руки, вросший в них мазут, редеющие волосы, причесанные набок, чтобы скрыть лысину, и бесконечные часы, проведённые за ремонтом троллейбусов. Теперь каждый проезжающий троллейбус напоминал ей о нём, о морщинах на переносице, о словах, которые он никогда не скажет.
Внизу ждала мать и отчим, скрепившиеся, как два дерева в ветреную бурю. Они уже собирались уходить, когда дверь резко открылась, в коридор ворвался солнечный свет и запах свежей воды. Отец стоял в рабочей куртке, держа в руках букет тюльпанов.
Варвара вытерла слёзы ладонью, улыбнулась и, с лёгким шорохом, шагнула вперёд.
