Неожиданный союз: зять и тёща нашли общий язык
Марфа Семёновна аккуратно сложила в клетчатую авоську картошку с грядки, банки солёных огурцов, домашнее варенье и отправилась в гости к дочери и зятю. «Катюша, я уже в электричке. Пусть Димка встретит меня на станции, сумка тяжёлая», — позвонила она дочери. «Хорошо, мам, встретим», — ответила Екатерина. Утром, выйдя на перрон, Марфа услышала: «Мам, мы здесь!» Она обернулась… и застыла на месте. Рядом с беременной дочерью стоял ухоженный мужчина в аккуратной куртке — совсем не тот небритый грузчик с сумрачным взглядом, к которому она никак не могла привыкнуть.
А ведь раньше Дима и не думал о женитьбе. В тридцать восемь он всё ещё был холост и на посиделках с друзьями повторял, что не встретил ту единственную, которая «зажжёт в сердце огонь». Одни приятели завидовали: мол, нет жены — нет проблем. Другие качали головой: всё-таки приятно, когда дома тебя ждут. А он отмахивался: зато никакой тёщи!
Но всё изменилось в один миг. На автозаправке он увидел Её. Катю. Девушка с карими глазами и бейджиком казалась ему сном наяву. Она улыбнулась — и он пропал. На следующий вечер приехал на том же «Ниве», спрятал за спиной букет пионов и, запинаясь, выдавил: «Катя… не хочешь сходить в кафе?»
После этого жизнь завертелась, как в карусели. Свадьба. Дима впервые за долгие годы летел домой, а не в съёмную квартиру. Возвращался с работы, будто на крыльях. Впервые почувствовал себя не просто мужчиной, а главой семьи. А потом — и будущим отцом. Всё шло как по маслу… пока не появилась тёща.
Марфа Семёновна оказалась крепким орешком: строгая, воспитанная, с холодноватой вежливостью. При первой встрече она окинула зятя оценивающим взглядом. А когда Дима растроганно назвал её второй мамой, она резко парировала: «С каких это пор я вам мать?»
Он не обиделся. Просто понял: доверие придётся заслужить.
Прошёл год. Катя — на последних месяцах. Дима вернулся с работы, и жена встревоженно посмотрела на него: «Мамка собирается погостить у нас…» — «Да ну? А я уж испугался!» — рассмеялся он. — «Тёща так тёща. Только вот…» — и почесал щетину.
«Только вот, — подхватила Катя, — побрейся, подровняйся. Мама не любит, когда ты как медведь выглядишь.» — «А тебе?» — «Мне нравится. Но мама есть мама…»
И Дима подчинился. Подстригся, сбрил бороду, глянул в зеркало — самому не верилось. На вокзале Марфа Семёновна даже приостановилась: перед ней стоял не угрюмый грузчик, а подтянутый мужчина с открытым лицом. На её губах дрогнула улыбка — тёплая, неожиданная. А Дима вдруг осознал, что… рад её видеть. Что-то в ней изменилось. И, кажется, в нём тоже.
За ужином он улизнул в комнату — начинался хоккей. Включил тихо, чтобы не мешать. И вдруг за спиной: «Дмитрий, громче сделайте! Я тоже болельщица! И за футбол, кстати.»
Он обернулся. Марфа стояла в дверях с живым интересом. И когда они вместе кричали на экран, он понял — это не просто визит.
На следующий день они собирались на шашлыки. Мангал, угли, мясо. Марфа спросила: «Вы, часом, на природу? Возьмите меня! Я и шашлык замариную, и салат сделаю — пальчики оближете!»
На поляне тёща преобразилась: хлопотала у костра, смеялась, шутила — будто сбросила двадцать лет. Шашлык у неё вышел такой, что Дима трижды брал добавку. А к вечеру они уже перешли на «ты». И шутили, что если Катя в старости будет похожа на мать — ему крупно повезёт.
Марфа обняла дочь и тихо сказала: «Как же я рада, что у меня есть вы…»
И в этот момент Дима понял: никакой Кубок Гагарина не сравнится с этим — своим, настоящим.
