**Нечаянное счастье Рамазана**
В том городке, затерянном на краю России, будто последняя песчинка на карте, время текло не по минутам, а по временам года. Оно замерзало в лютые морозы, оттаивало весной вместе с грязными лужами, лениво дремало под июльским солнцем и грустило осенними дождями. В этом вязком потоке тонула жизнь Анастасии, которую все звали просто Настей.
Насте было тридцать два, и вся ее жизнь казалась погребенной под тяжестью собственного тела. Она весила сто двадцать килограммов, и это был не просто вес это крепость из плоти, усталости и тихого отчаяния, возведенная между ней и миром. Она догадывалась, что причина где-то внутри, какая-то болезнь, сбой в организме, но ехать к врачам в областной центр было слишком дорого, далеко и, казалось, бесполезно.
Работала она нянечкой в детском саду «Ромашка». Ее дни наполняли запахи манной каши, детского мыла и вечно влажных полов. Ее большие, мягкие руки умели утешить плачущего малыша, заправить десяток кроваток и вытереть разлитый компот так, что ребенок не чувствовал себя виноватым. Дети обожали ее, тянулись к ее спокойствию и ласке. Но детская любовь слабая плата за пустоту, ждавшую за калиткой сада.
Жила Настя в старом бараке, доставшемся ей от матери. Дом скрипел по ночам, боялся сильного ветра и казался живым существом, доживающим свой век. Мать умерла два года назад уставшая, серая женщина, похоронившая все мечты в стенах этой хрущевки. Отца Настя не помнила он исчез, оставив после себя лишь пыльную пустоту и выцветшую фотографию.
Быт ее был суров. Вода из крана текла ржавой струйкой, туалет во дворе превращался зимой в ледяную пещеру, а летом в комнатах стояла духота. Но главной мучительницей была печь. Каждую зиму она пожирала две машины дров, выкачивая из ее скромной зарплаты последние деньги. Настя часами сидела перед огнем, думая, что печь сжигает не только поленья, но и ее годы, силы, будущее.
И вот однажды вечером, когда сумерки окутали комнату сизой тоской, случилось чудо. Не громкое, не яркое, а тихое, как шарканье тапочек соседки Веры, которая вдруг постучала в ее дверь.
Вера, уборщица из местной поликлиники, с лицом, изрезанным морщинами, сунула ей в руку две хрустящие купюры.
Насть, держи. Две тысячи. Не копились они у меня, прости.
Настя удивленно смотрела на деньги долг, который она уже списала два года назад.
Да ладно, Вер, не надо было
Надо! перебила соседка. У меня теперь деньги есть! Слушай
И Вера, понизив голос, словно сообщая государственную тайну, рассказала невероятную историю. О том, как в их городок приехали дагестанцы. Один из них, увидев ее, предложил странный заработок пятнадцать тысяч рублей.
Гражданство им нужно, вот и ездят по таким дырам, ищут невест. Фиктивных. Вчера меня расписали. Не знаю, как они в ЗАГСе договариваются, но все быстро. Мой, Арсен, сейчас у меня сидит, вечером уйдет. Моя дочь Катя тоже согласилась ей пуховик новый купить. А ты что? Шанс же! Деньги нужны? Нужны. А замуж тебя кто возьмет?
Последние слова прозвучали без зла, с горькой прямотой. И Настя, почувствовав знакомый укол под сердцем, подумала всего секунду. Вера была права. Настоящего замужества ей не светило. Женихов не было. А тут деньги. Пятнадцать тысяч. На них можно купить дров, новые обои, чтобы хоть немного оживить унылые стены.
Ладно, тихо сказала она. Согласна.
На следующий день Вера привела «жениха». Настя, открыв дверь, ахнула и отступила, стараясь спрятать свою грузную фигуру. Перед ней стоял юноша. Высокий, стройный, с лицом, еще не тронутым жизнью, и большими, печальными глазами.
Боже, да он же мальчик! вырвалось у нее.
Юноша выпрямился.
Мне двадцать четыре, сказал он четко, почти без акцента.
Ну вот, засуетилась Вера. Мой-то на десять лет младше, а у вас разница ничего. Мужчина в самом расцвете!
В ЗАГСе сразу расписывать не стали. Чиновница в строгом костюме окинула их подозрительным взглядом и заявила, что по закону нужен месяц ожидания. «Чтобы подумать», добавила она многозначительно.
Дагестанцы уехали им надо было работать. Но перед отъездом Рамазан так звали юношу попросил у Насти номер телефона.
Скучно одному в чужом городе, объяснил он, и в его глазах она увидела что-то знакомое одиночество.
Он начал звонить. Сначала робко, потом все чаще. Рамазан оказался удивительным собеседником. Рассказывал о горах, о солнце, о матери, которую любил больше всего на свете. Спрашивал о ее жизни, о работе, и Настя, к своему удивлению, рассказывала. Не жаловалась, а говорила о детях, о доме, о весне. Она ловила себя на том, что смеется в трубку, забыв о своем весе и возрасте.
Через месяц Рамазан вернулся. Настя, надевая свое единственное нарядное платье, чувствовала не страх, а странное волнение. В ЗАГСе все прошло быстро. Для чиновников рутина. Для нее вспышка: блеск колец, официальные слова, ощущение нереальности.
После он проводил ее домой. В комнате он вручил конверт с деньгами. Настя взяла его, чувствуя тяжесть этого решения. А потом Рамазан достал маленькую бархатную коробочку. В ней лежала золотая цепочка.
Это тебе, сказал он тихо. Хотел кольцо, но не знал размер. Я хочу, чтобы ты стала моей женой по-настоящему.
Настя замерла.
За этот месяц я услышал твою душу, продолжал он. Она добрая, как у моей матери. Я тебя полюбил, Настя. Позволь мне остаться.
Это было не предложение фиктивного брака. Это было признание. И в его глазах она увидела не жалость, а то, о чем давно перестала мечтать уважение и нежность.
Рамазан уехал, но теперь это было начало ожидания. Он работал в Москве, но каждые выходные приезжал к ней. А когда Настя узнала, что ждет ребенка, он продал свою долю в бизнесе, купил подержанную «Ладу» и вернулся навсегда. Стал