Кухню наполнил густой аромат дымящихся щей, которые с царственной важностью мешала Валентина Ивановна, её тяжёлое дыхание сливалось с бульканьем кастрюли. Она правила этим крохотным пространством, будто крепостью, а деревянная ложка в её руке превращалась в скипетр. За окном хмурился московский рассвет, но у Анны, невестки Валентины Ивановны, не оставалось времени на покой. Её тихая жизнь рухнула в тот миг, когда на пороге возникла вечно недовольная свекровь, не просто вторгшаяся, но и провозгласившая: «Здесь теперь мои законы».
Валентина Ивановна была женщиной монументальной. Её щёки, пышные, как колобки, придавали лицу начальственную значимость, а узкие глаза под густыми, ещё тёмными бровями сверлили насквозь — будто ты уже виноват, даже если просто почесал нос. Говорила она так, словне каждое слово высечено в граните: не для спора, а для повиновения. Она объявила, что у неё ремонт, и теперь будет жить у молодых «чуть-чуть» — что, как догадалась Анна, означало «пока не надоест».
— Спаленка у вас, конечно, как каморка, — пробурчала свекровь в первую же ночь, окидывая комнату взглядом аудитора. — Ладно, сойдёт. Только постель мне свежую, не вашу застираную. Я ж не по хостелам шляюсь, а к родным приехала.
Анна застыла, словно её ошпарили кипятком.
— Но это наша комната, — прошептала она, сжимая кулаки. — Мы с Игорем тут спим!
Свекровь фыркнула, будто услышала детский лепет.
— И что? В зале диван откидной. Молодые, крепкие — потерпите. А мне позвоночник беречь надо! Да я ненадолго, не кипятись.
«Ненадолго» прозвучало как насмешка. Анна поняла: этот визит растянется на века.
Не успела она смириться с одним «гостем», как в дверь вломилась Катя, младшая дочь Валентины Ивановны — ветреная, вечно голодная и без гроша за душой.
— Всем привет, я у вас поживу! — объявила она, швыряя рюкзак в прихожей. — Денег нет, есть нечего, а мама тут — значит, и мне место найдётся. Анка, чаю бы, а? С дороги выжалась как лимон.
Анна стояла, словно её оглушили сковородой. Это была её квартира. Её крепость. Но с каждым новым «квартирантом» она чувствовала себя чужой в собственном доме.
— Игорь! — шипнула она позже на кухне. — Это что за цирк? Почему я тут всем прислуга? Когда твоя мать уедет? И откуда тут Катя взялась?!
Игорь лишь развёл руками.
— Ну ты же знаешь маму, — пробормотал он. — Она такая. Потерпи немного.
— До каких пор? До следующего года? — Анна сдавила стакан, чтобы не закричать. — Они даже не спрашивают! А «королева» ещё и нашу кровать заняла!
— Не заводись, ладно? — огрызнулся муж. — Мама в возрасте, её надо уважать.
Анна стиснула зубы, но в груди закипала лава.
Дни превратились в тягучий кошмар. Валентина Ивановна командовала, заставляла Анну бегать в магазин, учила «как надо готовить», а Катя валялась на диване, жуя печенье и оставляя крошки на полу. И вот свекровь объявила:
— Завтра приедет Витька, брат Игоря. Развёлся, пьёт — пусть у вас отдохнёт. Места-то у вас — хоть полк размещай.
Это переполнило чашу.
— Нет. — Голос Анны прозвучал, как удар топора.
— Чего? — Валентина Ивановна остолбенела.
— Ни Витьки, ни Кати, ни вас. Всё. Вы живёте тут неделю, как хозяева. Хватит.
Свекровь медленно поднялась, лицо её стало багровым.
— Это что за тон?! Игорь разрешил тебе так со мной разговаривать?!
— Игорь тут ни при чём. Это моя квартира. Ваши порядки — у себя. Здесь правила устанавливаю я.
Наступила тишина. Валентина Ивановна дрожала, словно самовар перед кипением. Но что-то в Анне заставило её отступить.
— Ну что ж… — прошипела она. — Видно, мне тут не место. Буду знать, как ты родню принимаешь.
К вечеру чемоданы были собраны. Игорь что-то мямлил про «мать же старенькая», но Анна лишь холодно перебила:
— Выбирай: или ты с ними, или со мной.
Через полгода Валентина Ивановна позвонила поздравить с годовщиной. В голосе звучала непривычная мягкость. Больше она не ночевала у них, не пыталась захватить спальню и даже хвалила Анну за пироги. Она стала просто гостьей — не царицей. И Анна впервые за долгое время почувствовала: теперь её уважают.
