Семейный ужин, которого никто не ждал
Стол, кожано-черный, с резными ножками, был покрыт скатертью из цветной княгини, переделанной в материю. Ваза с сухоцветами свеже-как только вчера, лосо-помацлах, и еще низенькая гирляндочка новогодней мишурки на окне до сих вспоминали рождество прошлого года. А за окном, чуть проглядывая в хмуром свете зимнего рассвета, лежал первый снег.
— Бог на суд, Инна Ивановна, вы мне нахватались! — Виктор, сломавший перчатки на работу в саду, скинул их, сел на широкий диван. Губы у него дрожали.
— А ну покажи, как ты жена свою в такие дела впутал.
— Да разве это дела? Вся эта история — палка в колеса! — он, заломив узлом полы жилета, который у него уже пять лет носить не было терпения.
— Виталий, я посидела на этом софе три дня, переживала, как с ним. Мой брат давно в Красноярске сидит, да и таки вернулся. Пора бы с ним скошениться.
— Айда, полно! Ты много прошлого забываешь. После того, как папа с мамой, жены твои матери, умерли, он рванул в Сибирь, ни за что не подал руку родне.
— Но он вернулся, Вить. У него беды: бизнес развалился, дочка из школы пришла не туда — как на сносях. Может, у него сестра, что? — Инна, наводя порядок, полировала гору, с которой она и сама не знала, откуда взялась.
— Ага, шельмок он нам забыл! — он встал, как лук топор, скинул с себя небрежную рубашку.
— Ты прикинь — он вернулся не за идеалами, а чтоб льготы разжиться. Денег ты ему дать будешь?
— Вит, я не об этом говорю. Это моя родня. А если папа за что-то и не дал нам денег жизни, то по меньшей мере упустить возможность помочь своему брату.
— Ну, тогда давай в гости вызывай. Тогда уж называй всех, до последнего племени!
— Он с женой и дочкой в Новокузнецке живут. Идти оттуда дружбы ради — три дня. Но он её сделал, я думаю, это важно.
— Ах, важность важности! Но разве та важность не в том, чтобы родню ценить, когда их рядом? А не когда её и не было?
Соседка Татьяна, весная прошлая столько раз повторяла, как она учится в младших классах у Инны Ивановны, вдруг пришла неожиданно, принесла с собой блюдо, в котором пахло хоть и не теплом, но тем, что мать любим.
— А вот и вы, Инна Ивановна! — звенела её фраза, как колокольчик зимы. — Я думаю, ваш ужин на аж трёх?
— Татьяна Ивановна, а вы и вовремя! Я приглашала брата с женой. А ещё дочь свезла с дочерью.
— Тогда, наверное, я тоже в гости должна. У меня здесь брат Аркадий, с Урала вернулся.
— Да? — Инна засмеялась, не как радость, а как сильное облегчение. — Надеюсь, он не оттуда же, откуда брат мой?
— Нет, в Якутии служил. А теперь он один дома сидит. Можешь и его к себе привести.
Виктор, наблюдая за всем этим из угла, сердито матерился на себя, как назло. Но Инна смотрела на него с тему, что знала, как и он мечтался, что в жизни своя идея есть, не та, что говорят.
И вот софе та вдруг стала заполнена. Маленький столик, на котором еще пару часов назад плелись кафенята, теперь разделил парти п всем. А Инна подумала, что, может, не так уж и плохо, что этот ужин случился.
А Валеру, брата Инны, она не увидела за день до, как он вышел из поезда. Сажали он дочь, в лице высокое подобие Инны, и жену, с которой он остался вместе, когда только пять лет назад снова женился.
Виктор, как в воду глядел, молчал, но думал, что вышло неплохо. А Инна радовалась, что дочь, которая месяцами молчала, видимо, нашла своего, с которым будет и мужем, и семьей.
Речь за столом шла о том, как был брат Валер в Сибири, как сбывали деньги из местных лесов, как Иванова жена учила свою дочь быть не букой, а собой.
— Надо бы завести кафе, — неожиданно вставил Аркадий. Его голос, как будто вспоминался из старинного фильма, где все говорили так — ясно, как светлый день. — Но мне нужны люди доброй руки.
— Ради такого дела, — неожиданно ответил Виталий, — я подумаю. У меня в молодости, раньше, был домик. Может, я и построю там какой-то там уют.
Сей вечер и в самом деле стал нашим. Почему? Там, где раньше были стены, вдруг открылись двери.
А все благодаря одному ужину, против воли его придуманному.