«Бракованный» отец
Сколько помню себя, у нас с матерью всё шло по одному и тому же кругу. Рано утром она уходила на работу — подметала улицы нашего района в Перми. К обеду возвращалась с полиэтиленовым пакетом, из которого торчала бутылка. К восьми вечера она уже спала — уставшая, пьяная, похрапывая за закрытой дверью своей комнаты.
Хорошо хоть комнаты у нас были отдельные. Я хотя бы могла делать уроки в тишине.
Бывали дни, когда мать не пила. Тогда мы убирались, пекли блины, смеялись. Я жила этими моментами. Думала: если я буду идеальной дочерью, хорошей, послушной, может, мама захочет, чтобы таких дней стало больше. Но наступало утро — и снова бутылка, пустые глаза, тишина.
Когда мне было три, всё было иначе. Мать работала в магазине, а отец водил троллейбус. Я помню летний парк, жаркий воздух, тающий асфальт. Он купил нам эскимо. Его порция вдруг упала — и тут же была подхвачена огромным дворовым псом. Мы смеялись до слёз. Мама отломила ему половину своего.
А потом всё рухнуло. В нашу дверь постучал незнакомец в форме: отец погиб. Троллейбус потерял управление, и он, спасая людей, направил его в отбойник, приняв удар на себя.
После этого мать сломалась. Запила. Лишилась работы. Устроилась уборщицей. Жизнь превратилась в борьбу за выживание.
Когда мне исполнилось четырнадцать, появился он — дядя Витя. Высокий, трезвый. Я не понимала, что он нашёл в матери — хоть она ещё держалась, не потеряла форму, лицо не было измождённым. Потом выяснилось: ему просто негде было жить.
Но его присутствие подействовало на неё волшебно — она почти перестала пить, готовила, улыбалась. Заботы от него не было, но он хотя бы не буянил. На том спасибо.
Через полгода мать сообщила, что ждёт ребёнка. И почему-то решение оставила за мной. Я обрадовалась. Надеялась, что малыш вернёт её к жизни. Мечтала, как буду качать коляску, как у меня появится сестрёнка. Почему-то была уверена — будет девочка.
Мать смотрела на меня с радостью. А дядя Витя вроде обрадовался. Сказал, что «всё равно уже возраст, пора».
Но через несколько недель он стал другим. Мрачным, отстранённым. Денег приносил всё меньше, приходил поздно. Мать витала в мечтах и не замечала. А мне было страшно.
Настал день, когда её увезли в роддом. Прошло два часа, и дядя Витя начал звонить.
— Алло, как там Светлова? Мальчик? Ладно. Что вы сказали? — его голос оборвался, лицо стало каменным. Он отключил телефон. Молча сел.
— Что с мамой? — я вцепилась в его руку. — Говори же!
Он взглянул на меня с омерзительным спокойствием и прошептал:
— Твоя мать родила урода. Мальчик неполноценный. Мне такое не нужно. Я и так задержался. У меня давно есть другая — не нищая пьянь, а нормальная, с квартирой. Без «бракованных» детей. Передай матери, чтобы на меня не рассчитывала.
Он встал и начал собирать вещи. А я стояла и смотрела, как рушится наш мир.
— Ты… ты же тварь! — вырвалось у меня. — Это твой ребёнок! Что нам теперь делать?! Ты не можешь просто уйти!
Он усмехнулся. Посмотрел на меня мерзким взглядом:
— А ты, между прочим, красивая, когда злишься. Только маловата ещё…
Я отпрянула и, дрожа, захлопнула дверь в комнату. Через час хлопнула входная. Он ушёл.
Это была самая тёмная ночь в моей жизни. Я рыдала, представляя, как мать узнаёт о предательстве. Винила себя — это я уговорила её оставить ребёнка.
Прошли годы. Девять долгих лет. Я выросла, вышла замуж. Моя дочь Даша играла в гостиной. А Лиза — та самая сестрёнка — выросла умной, светлой девочкой. Мы жили в любви и тепле.
В то воскресенье в дверь постучали. Даша и Лиза бросились открывать. Я хотела крикнуть: «Спросите, кто там!» — но не успела.
На пороге стоял небритый, сгорбленный мужчина в потрёпанной куртке.
— Света дома? — хрипло спросил он.
Я всмотрелась — и едва узнала. Дядя Витя. Только теперь — старый, опустившийся, никому не нужный.
— Я решил… Это ведь мой сын. Я… передумал. Где Света? Опять пьёт?
Я смотрела на него ледяным взглядом.
— Светы здесь нет. И сына у вас нет. В роддоме перепутали — там была другая, Светлова. А мать родила девочку. Здоровую. Красивую. Вот, кстати, Лиза, — я кивнула на сестру. — Ну что, Лиз, нужен тебе такой «отец»?
Лиза передёрнула плечами, будто от внезапного холода. И спокойно ответила:
— У меня есть папа. Папа Серёжа. Самый лучший.
Она взяла Дашу за руку и ушла.
— Слышали? — тихо сказала я. — Вы думали, нас ваше бегство сломает? Всё вышло наоборот. Мать не запила. Растила Лизу, потом встретила Серёжу. Они живут рядом. И да, он стал нам настоящим отцом.
— Кать, кто там? — донёсся голос мужа.
— Никто, родной. Просто… никто, — крикнула я в ответ.
И в тот миг, закрывая дверь перед этим человеком, я вдруг почувствовала — стало легче. За девять лет я всё ещё ждала, что он вернётся. А теперь — поставила точку. И больше никакой тени в нашем доме не будет.
