Наша семья никогда не купалась в роскоши. Я отлично помню, как мама радовалась, когда соседи приносили нам детские вещи. Сначала их носила я, потом — моя младшая сестра Анюта. Новые наряды были редкостью, и каждая такая обновка превращалась для нас в настоящий праздник. Мама держала маленький ларек на рынке, который приносил скромный доход, а ей постоянно приходилось отбиваться от проверок — то от пожарных, то от налоговой.
Помимо официальных контролёров, по рынку шастали и «крыши», вымогавшие дань за «спокойствие». С ними разбирался отец — и словом, и делом. Он служил в полиции и умел поставить на место местных бандитов, проводя с ними «профилактические беседы». Его пытались подкупить, но он не продавался, в отличие от некоторых коллег, которые давно стали «продажными мусорами».
Зарплата отца не особо пополняла наш бюджет. К тому же он работал по ночам: мог сорваться на вызов в три утра или приползти домой под утро, уставший и хмурый.
Мы с Аней быстро стали самостоятельными. Я, как старшая, научилась готовить, вести хозяйство и присматривать за сестрой, чтобы мама могла хоть немного отдохнуть после тяжелых смен.
Помню тот вечер, когда мама за ужином неожиданно объявила:
— Сегодня удачно торганула, скопила немного. Девочки, собирайтесь — едем на море, недельку отдохнём! Сашка, выбивай отпуск, хоть на несколько дней!
Отец удивлённо покосился:
— Начальство обрадуется… Придётся шестерёнку крутить…
Я тогда не понимала, что значит «крутить шестерёнку», но звучало это внушительно.
Всё получилось. Мы всей семьёй махнули к Чёрному морю. Это было настоящее счастье: ни отец, ни мама никуда не бежали, целыми днями загорали, купались, гуляли по набережной. С Аней мы объедались пломбиром, а родители смеялись и дразнили нас сладкоежками. Вернулись домой окрылённые, но через месяц родители начали ругаться.
Они ссорились каждый день. Отец кричал, что мама совершает ошибку, если не передумает. Мама оправдывалась, но не соглашалась, а папа требовал «разобраться» в больнице. Сначала я не понимала, в чём дело, но, подслушав их ночной разговор, всё поняла: мама ждала ребёнка. Отец не хотел третьего и требовал избавиться, избегая грубых слов, но суть была ясна.
Мама ходила грустная, часто плакала. Бросать работу на рынке она не могла и продолжала вкалывать.
Вскоре к нам стала захаживать бабушка, отцова мать. Она тоже уговаривала маму «одуматься». После её визитов мама плакала ещё сильнее. Однажды я подошла, обняла её и сказала, что всё знаю и очень хочу братика или сестрёнку. Пообещала помогать и не просить новых игрушек. Аня поддержала меня. Мама зарыдала, но теперь это были слёзы радости:
— Родные мои, без вас я бы пропала…
С того дня мама повеселела. Отец, видя, что время идёт, а она не передумала, начал приходить пьяным и орать.
В такие ночи мама спала в нашей комнате: с Аней на моей кровати, а я ютилась на сестриной.
Настал день, когда маму увезли в роддом. Отец был на дежурстве. Перед тем как её увозили, она потрепала нас по головам:
— Ну, девчонки, еду за вашим братиком!
Через пару часов ввалился отец. Узнав, что мама уже в роддоме, вызвал такси и рванул туда. Вернулся утром, уставший, но с ухмылкой:
— Дочки, у нас сын! Через пару дней мама с Вовой будут дома!
Мы с Аней завопили от радости — и за брата, и за то, что отец вдруг переменился. Вовка действительно примирил всех, даже бабушку оттаяла. Мы всей семьёй забирали малыша из роддома, и сразу было видно — он стал нашим общим счастьем.
Иногда то, что кажется ошибкой, на самом деле — подарок судьбы.
