Счастье в тишине: как я обрела себя после утраты
Меня зовут Светлана Игнатьева, мне пятьдесят три, и я понимаю — многие не примут мою правду. Кто-то хмыкнет, постучит пальцем по лбу: «Как можно так говорить о покойном супруге, которого якобы обожала?» Не жду ни жалости, ни поддержки. Просто хочу рассказать, как закончилась одна жизнь… и неожиданно началась другая.
С Дмитрием мы прожили двадцать два года. Детей не случилось — то было не судьбой, то здоровье подводило. Со временем смирились. Он стал моим якорем, защитником, целым миром. Все решения — его, все споры — молчаливые. Со стороны мы казались идеалом: «Посмотрите, как Светка за мужем птицей вьётся!» Сама верила, что мой путь — быть тенью Димы. Не сомневалась.
Он ушёл за один вечер. Инсульт. Без прощаний. Первые дни я металась по квартире, будто раненый зверь. Руки сами накрывали на два прибора, губы шептали: «Димочка, иди ужинать». Мир рухнул, оставив лишь тишину.
Сестра уговорила поехать на Алтай. Дима называл такие поездки «блажью городских дурочек». Поднялась на перевал — и вдруг задышала полной грудью. Лёд под ногами звенел, ветер выл в ушах, а внутри… тишина. Лёгкость, будто сбросила рюкзак с камнями, что двадцать лет таскала за спиной.
С тех пор всё изменилась. По воскресеньям брожу по лесу одна — не для селфи или похудения, просто слушаю себя. Записалась на аргентинское танго — в сорок-то лет! Соседки шипели: «Вдова-то пляшет, как кошка на сметане!» Молчала. Да, плакала ночами. Да, любовь осталась. Но впервые услышала собственное сердце.
Раздала бабушкам все соленья, которые Дима обожал, а я ненавидела запах уксуса. Улетела в Петербург — город моей юношеской мечты, который муж называл «музеем под открытым небом». На день рождения вместо селёдки под шубой заказала суши — и не умерла от стыда. Сидела у камина в новом платье, пила грузинское вино. И улыбалась.
Прошло шесть лет. Научилась масляной живописи, объездила Золотое кольцо, читаю Чехова на балконе без мыслей: «Пора плиту растапливать». Знакомые твердят: «Свет, заведи роман! Ещё молода!» Отшучиваюсь. Не страшно снова любить — страшно потерять эту хрупкую гармонию. Ту самую тишину, где слышны собственные мысли. Где не надо спрашивать: «Можно я?», «А что скажут?»
Любила ли я Дмитрия? Безусловно. Но теперь знаю — женщина рождена не только для любви к мужчине. Умение слышать себя, право на собственные мечты, покой в душе — вот настоящее счастье. Пусть зовут эгоисткой. Я же, та самая «чудаковатая вдова», наконец научилась жить. Не выживать — жить.
