Когда-то давно, в те времена, когда жизнь казалась простой и ясной, мы с Мариной обвенчались без лишней помпы, скромно, по-домашнему — именно так, как мечтали оба. После свадьбы устроили себе короткий, но душевный медовый месяц, а потом вернулись к будням, полным нежности и светлых планов. Полгода жили в своём счастье, пока в наш уют не вторглась Вера Семёновна — мать Марины.
Сперва её визиты были редкими, почти ненавязчивыми. Заглянет на чай, принесёт пирогов, осмотрится — всё ли в порядке. Но постепенно её присутствие становилось тягостным. Она задерживалась дольше, появлялась без предупреждения, а на вопросы отшучивалась: «Вам же легче, когда я помогаю! Пол подмету, щей наварю — вы ведь целыми днями на работе». Казалось бы, забота, но что-то подсказывало: неспроста всё это.
Марина утешала: «Мамка скоро угомонится, это у неё просто возраст». Я верил, но становилось только хуже. Свекровь вела себя как хозяйка: переставляла вещи, ворчала на наш быт, а потом и вовсе стала являться с собственным ключом — тем самым, что Марина якобы дала ей «на всякий пожарный» ещё до свадьбы.
Единственной отдушиной были выходные. Хотя бы два дня в неделю мы могли побыть вдвоём. Но ненадолго. Вера Семёновна стала наведываться с утра пораньше, словно нарочно. Я задерживался на службе, лишь бы не идти домой, где каждый вечер превращался в допрос. По воскресеньям уезжал к родне или к товарищам. Марина отказывалась — то дела, то усталость. Я понимал: дело в матери.
Между нами выросла незримая стена. Я чувствовал себя лишним в собственной квартире, будто жить втроём — само собой разумеется. Когда я попытался поговорить с Мариной, она кивала: «Да, надо что-то решать…» Но ничего не менялось. Мать как командовала, так и командовала, а жена будто разрывалась между мной и ею.
В какой-то момент я задумался о разводе. Мы были молоды, всё можно начать заново — без этого вечного контроля. Но страшно было признаться даже себе. Всё же теплилась надежда — а вдруг?
Последней каплей стало воскресное утро. Ещё не рассвело, а в дверь уже ломились. Открываю — Вера Семёновна. Без приветствий, сразу в бой: «Какая из вас семья? Год вместе, а детей нет! Я тут за вас горбачусь — убираю, готовлю, чтобы не болтались где попало, а ты, зять, всё по друзьям шляешься, а дочь одна сидит! Может, уже дитя заведёте?»
Я сжал зубы, но не выдержал:
— А когда заводить-то, если вы тут вечно? При вас что ли заниматься этим? Спасибо, конечно, но хватит.
— Без меня вы пропадёте! — орала она. — У всех подруг внуки, а я всё жду!
Марина попыталась вставить слово, но мать отрезала: «Тебе ещё рано учить меня жить!»
Эти слова добили меня. Я встал, распахнул дверь и тихо сказал: «Убирайтесь. Хамства в своём доме не потерплю». Свекровь хлопнула дверью, но ещё долго голосила на лестнице.
Потом она дозвонилась до моей матери — жаловалась, обвиняла, давила. Но та, к её удивлению, не поддержала: «Не всем бабушками становиться по календарю».
Прошла неделя. Вера Семёновна не звонит, не приходит. Марина призналась, что давно не чувствовала себя так легко. А я понял — был прав. И извиняться не собираюсь.