Валентина живет в двухэтажном доме давно, с тех пор, как заселяли жителей. Тогда, все они молодые, с малыми детьми, и большими планами, верили, что будут жить хорошо и дружно. Сначала так и было. Дружили всем домом. На праздники выносили столы во двор, несли тарелки с приготовленными блюдами и веселились почти до утра.
Давно это в прошлом. Дети выросли, разъехались в разные города. Родители доживали свой век дома. Даже когда кто-то из соседей хвастается, что дочь, или сын приглашают жить с ними, все равно не едут. Их дом здесь. Сейчас сидят на лавочке под подъездом весь день. А что делать пенсионерам? Есть несколько семей, в которых остались дети, поженились. Малышей не так много, но есть. У дедушки Василия дочь Надя. Имеет троих детей. Мужа никто не видел. Говорят, что дети от разных отцов, но это дело ее. Наши бабушки на лавочке все знают. Рассказали, что выпивает Надежда. Дети во дворе почти не появляются, не пускает. Они голодные сидят. Дед Василий однажды проговорился. Кстати, давно деда не было на лавочке. Утром бежит куда-то, одетый в лохмотья. Не похоже на него. Вечером возвращается поздно. Так каждый день.
Однажды, когда мне нужно было поехать на другой конец города, увидела, как возле церкви стояли нищие. Было их человек пять. Я достала копейки из кармана, и начала раздавать. Один из них показался мне знакомым. Когда присмотрелась, увидела, что там стоял дед Василий с протянутой рукой. Мне стало не по себе. Он также меня узнал. Я спросила, что он здесь делает? Но дед не ответил. Дальше я пошла по своим делам. Когда возвращалась назад, и проходила мимо, дед Василий забрал свою коробочку и пошел за мной.
Он долго шел молча, потом начал говорить. Склонила его к попрошайничеству Надежда. Выпивать начала здорово. Пенсию забирает, хватает ей на три дня. Дети голодные, плачут, просят хлеба. Ни булочку, ни шоколад, а хлеба. Представляешь, говорит, как болит за них душа. Пробовал пенсию не давать, так побила меня и забрала все до копейки. Потом где-то услышала, что нищие неплохо зарабатывают. Вот и посылает меня стоять. А чтобы соседи не узнали, то езжу в церковь, чтобы не видели. Стыдно мне стоять, но если не принесу ничего, снова тумаков надает. А так скрою какую копеечку, детям хлеба куплю.
«А в социальные органы не пробовал обратиться?», — спрашиваю.
— Так она дочь моя. Не могу детей сиротами оставить. И ты не говори никому, где меня видела. Сам разберусь.
Я не знала, что и думать. Понаблюдаю, потом, если и дальше так у них будет, обращусь в социальные органы сама. Нужно детей спасать от горе-мамаши.
