Ой, а это кто? ахнула Людмила, переступив порог кухни подруги.
Под тусклым светом лампы, в углу у старенького буфета, сидел лысоватый мужчина лет сорока. Он аккуратно, хоть и не спеша, крошил укроп широким ножом Надежды.
Люда, это Анатолий. Анатолий, это Людмила, смущённо пробормотала Надя, вот тебе сахар, пойдём.
Она сунула соседке жестяную банку с прилипшими к крышке сахарными крупинками и поспешно вытолкала её в коридор.
Очень приятно! громко крикнула Людмила через плечо, пытаясь разглядеть нового «жильца» одним взглядом.
Но и при ближайшем рассмотрении Анатолий не впечатлял. Ничего в нём не было такого, что оправдывало бы столь скорое его появление в Надином фартуке с нарисованными матрёшками.
Толик, я сейчас, крикнула Надя в сторону кухни и захлопнула дверь.
И тут же в коридоре Людмила вцепилась в неё мёртвой хваткой:
Ну-ка, выкладывай!
Да что выкладывать? попыталась увернуться Надя, но тут же сдалась. Ладно, пойдём.
Подруги вышли из квартиры, пересекли узкий тамбур и скользнули в распашонку-двушку Люды.
В её доме пахло ванилью и французскими духами. Всё, от белоснежной пуфики у двери до аккуратно развешенных полотенец, говорило о том, что хозяйка трепетно относится к своему жилью.
«Не то что у меня!» каждый раз с горечью думала Надя, вспоминая свои облезлые обои в прихожей.
Ну, рассказывай! потребовала Людмила, добавляя сахар в миску с кремом и хватаясь за венчик.
А как твой Геннадий? попыталась перевести стрелки Надя.
На собрании. Не скоро вернётся. Так что ну?!
Да что ну… Встретила его на рынке. Ну, и… забрала.
Как это забрала? Людмила нахмурилась.
Ну, сто́ит мужик, зелень продаёт. В пальто, вид приличный, но какой-то… заброшенный. Подошла, спрашиваю: почём укроп? А он вдруг: «Возьмите в подарок». Я: «С чего бы?» А он: «Я так загадал если подойдёт ко мне женщина с грустными глазами, отдам всё даром».
И ты?..
Ну, взяла. Развернулась уходить, да вдруг спрашиваю: «А с чего вы решили, что у меня глаза грустные?» А он молча… так посмотрел. Потом сумки у меня взял и рядом пошёл.
И ты?! Людмила забыла про венчик и почесала им взбитую чёлку.
Иду, молчу, думаю что делать-то? Ну, а потом решила: мужик же явно неприкаянный. Пусть побудет. По дороге познакомились.
Ты вообще в себе? Так вот просто с улицы мужика в дом? Ценности хоть спрятала?
Люда! вспыхнула Надя, да что ты несёшь? Он, между прочим, врач. Рентгенолог.
Ага, а документы показывал?
Слушай, ну ты же сама мне говорила! Надя загрустила. Про хурму…
Какую хурму? Людмила совсем запуталась.
А Надя уже вспоминала тот вечер на этой же кухне
Хурма лежала перед ней, разрезанная на тонкие дольки. От тёмно-оранжевой кожицы к сердцевине цвет переходил в нежный, почти янтарный.
Надя никогда не умела выбирать хурму. В магазине она подолгу мусолила плоды, сжимала их пальцами, проверяя упругость, нюхала, будто могла учуять сладость сквозь кожицу. Иногда ей казалось вот оно, попалось! Но дома нож вязнет в твёрдой мякоти, и приходилось ждать, пока хурма «дойдёт» на подоконнике.
А тогда Людмила купила идеальную. Надя подцепила вилкой кусочек, и он растаял во рту, оставив после себя медовый вкус и лёгкую терпкость.
Ты тогда сказала, что хурму на глаз не выберешь, пояснила Надя. И на ощупь не всегда. Хорошую надо почувствовать.
Ну и при чём тут хурма к мужчинам?
У тебя же и с ними всегда получалось. Как и с хурмой… Не то что у меня.
И что ты в этом… Анатолии почувствовала? Людмила с трудом вспомнила имя и снова удивилась его заурядности.
Рядом с ним стало… тихо. Хоть кругом рынок, толкотня. И я подумала а может, ничего, что он такой… обычный?
Ну ладно… Иди уже, а то заскучает ещё.
Людмила поспешно выпроводила подругу и прильнула к двери. Щёлкнул замок у соседей. Тишина.
«Ну и ладно. А вдруг?..» она вернулась к своему крему.
А Надя, войдя в прихожую, увидела Анатолия. Всё в том же фартуке, он теперь стоял на табурете и прижимал к стене полосу обоев.
Прости, я случайно нашёл их на кухне, когда банку для укропа искал. И клей там же был. Думал… не против? он замялся, пошатнувшись на шатком табурете.
Надя прыгнула к нему, как кошка, обхватив его незнакомые ещё ноги. Под джинсами угадывались колени. Она щупала их, как когда-то щупала хурму, и вдруг подумала: «Моё».
А Анатолий стоял, не шевелясь то ли боясь отпустить не приклеившиеся обои, то ли не решаясь спугнуть что-то ещё хрупкое, но важное.
Наконец, он осторожно погладил Надины волосы.
Ты любишь хурму? вдруг спросила она, зажмурившись.
Очень! честно ответил он, хотя никогда её не пробовал.
И в этот момент их обоих накрыл тёплый, ещё липкий от клея лист обоев. А может, это было счастье
