Ой, а кто это? — удивилась Люся, войдя на кухню к своей подруге.

Что это за человек? удивилась Люся, зайдя в кухню к подруге.
Под тусклым светом лампы, в углу у крохотной тумбочки, сидел лысоватый мужчина, лет сорока, и тихо нарезал укроп широким Олиным ножом.
Люся, это Толик. Толик, вот Люся, пробормотала Оля, смущённо улыбаясь, вот тебе сахар, пошли.
Оля передала соседке в руки металлическую банку, от которой блестели кристаллы сахара, и поспешно вывела её в коридор.
Приятно! громко крикнула Люся, пытаясь охватить взглядом новенького.
Но и новенький ничем не выделялся: не было никаких признаков, которые могли бы объяснить столь быстрое его появление в Олин фартук с разноцветными пончиками.
Толик, я сейчас, крикнула Оля, захлопнув дверь кухни.
В коридоре Люся схватила её крепкой хваткой:
Рассказывай!
Что рассказывать? попыталась отговориться Оля, ладно, пойдем.
Подруги вышли из квартиры, прошли узкий тамбур и бросились в соседнюю просторную двушку.
В квартире Люси пахло корицей и диоровской духовкой, а из белоснежного пуфа у входа исходило ощущение бережного отношения хозяйки к дому.
Не то, что у меня! с горечью думала Оля, входя к подруге, вспоминая свои недоделанные обои в коридоре.
Рассказывай! настойчиво повторила Люся.
Она добавила сахар в миску с кремом, взялась за венчик и внимательно смотрела на соседку.
А как твой Родион? попыталась Оля сменить тему.
На собрании. Скоро не будет. Нуу?
Что, ну? Видела его на базаре, а потом
Как так? недоумевала Люся.
Смотрю, стоит мужик с зеленью, в плаще, приличного вида, но слегка задумчивый. Подхожу, спрашиваю про укроп. Он отвечает: «Можно подарить?». Я удивилась, а он говорит: «Если к женщине с печальными глазами подойдёт, я всё отдам». «Я сам его вырастил», добавил он.
И ты?
Я взяла. Повернувшись уйти, спросила: откуда ты вынесла, что у меня печальные глаза? А он молча посмотрел, взял мои сумки и ушёл рядом.
А ты? Люся, забыв про венчик, провела им по своей взбитой челке.
Я шла, молчала, думала, что делать. Потом решила: он ведь незнакомый мужчина, пусть будет, познакомились.
Ну ты даёшь! воскликнула Люся. Ты привела уличного парня к себе? Спрятала чтонибудь ценное?
Люся! рассердилась Оля. Он ведь врач, рентгенолог.
А ты проверяла его документы?
Слушай, ты же сама мне всё рассказывала про авокадо.
Какое авокадо? в замешательстве растерялась Люся.
Оля опять вспомнила тот вечер на этой же кухне.
Авокадо раскрылось перед ней тонкими полосками, переходя от насыщеннозеленого к молочнооливковому цвету у косточки.
Оля никогда не умела выбирать авокадо: стояла у овощных стеллажей, долго перебирала темные глянцевые плоды, ощупывала их, слегка нажимала, пытаясь угадать плотность мякоти. Оставляла одни, брала другие, минуты тянулись в вечность, пока она не пыталась почувствовать идеальное авокадо.
Иногда ей казалось, что она нашла его. Тогда радостно неся домой «любимую ягоду», она сразу вынимала нож и, трепетно, втыкала его в мякоть. Чаще же нож входил, как в картошку, с большим сопротивлением, предвещая плохой вкус. В таких случаях Оля оставляла недозрелый плод на столе, и через пару дней он созревал в съедобное блюдо.
Но в тот раз перед ней лежало именно «то» авокадо, которое купила Люся, более удачливая в выборе. Оля взяла вилку, деликатно подцепила нежную мякоть и положила её на язык. Не нужно было жевать кусочек мгновенно наполнял рот свежим, слегка ореховым вкусом.
Ты же говорила, что по виду авокадо не выбираешь, а по ощупью не всегда. Хороший плод надо почувствовать, пояснила Оля, возвращаясь из воспоминаний.
Как это связано с мужчинами? спросила Люся.
У тебя же с ними тоже всё получалось, как с авокадо Не то, что у меня, опустила голову Оля.
И что ты почувствовала в Толике? Люся в затруднении произнесла имя новенького, снова удивляясь его незаметности.
Как-то тихо рядом с ним стало, хотя базар шумел. Подумала, может, и не важен он, обычный?
Хорошо Иди, пока не скучал.
Люся быстро провела подругу к двери, отдав ей банку с сахаром, и прислушалась к щелчку соседской двери. Тихо.
Ну ладно, а вдруг она вернулась к кухне и вновь погрузилась венчиком в крем.
Оля вошла в свою прихожую и увидела там Толика. Всё как прежде в её фартуке с пончиками, он стоял на стуле, прижимая к стене кусок обоев.
Прости, я нашёл его, ищя банку для укропа, клей был рядом, и ничего? испугавшись, он пошатнулся на стуле.
Оля прыгнула к нему, словно рысь, обхватила его незнакомые ноги. Под тёмными джинсами виднелись колени. Оля ощупывала их, как авокадо под твёрдой кожурой, и сказала: «Моё».
Толик стоял, не двигаясь, боясь отпустить обойный лист, который ещё держался за стену, или опасаясь спугнуть чтото важное.
Наконец он оторвал руки от стены и нежно погладил Олину лёгкую шевелюру.
Ты любишь авокадо? вдруг спросила Оля, зажмурившись.
Очень! честно ответил Толик, хотя никогда его не пробовал.
В тот момент их накрыл тихий шёпот влажного от клея листа обоев. Может, это и было счастье.