— Что у нас сегодня на обед? — спросил Дмитрий, втягивая носом воздух. — Ты что-то готовишь?
— Да, печенье для Графа. С индейкой и гречкой, — с гордостью ответила Ольга, вынимая противень из духовки. — У него сейчас тяжёлый период. Линька, груминг, настроение скачет. Хочу его побаловать.
Ольга суетилась на кухне в коротком халате цвета сливочного крема. У её ног крутился Граф — пушистый шпиц с преданными, словно у фанатика, глазёнками. Он подпрыгивал и звонко лаял от восторга.
Дмитрий не разделял их радости. Он вырвался с работы на обеденный перерыв, но, судя по всему, сегодня вкусно покушает только Граф.
— Понятно, — протянул он. — А для нас что?
— Ну, не знаю. Можешь яичницу сделать. Или закажи что-нибудь. Ты же сам говорил, что тебе без разницы, что есть.
Он не стал спорить. Потому что действительно так говорил. Потому что ругаться из-за еды казалось ему мелочным.
Граф появился у Ольги задолго до встречи с Дмитрием. Когда ей было девятнадцать, умерла мать. Отец, не зная, как утешить дочь, просто принёс щенка.
С тех пор собака стала центром её мира. Когда они съехались — точнее, когда Ольга настояла, чтобы Дмитрий пустил её в свою питерскую двушку, — первым, конечно же, переехал Граф. В огромной переноске на переднем сиденье такси, поближе к печке, чтобы не замёрз.
Дмитрий не возражал. Тогда ему казалось милым, как она разговаривает с собакой, как заботится. Но спустя три года эта привязанность стала походить на болезненную одержимость. И, увы, она не распространялась ни на кого другого.
Дмитрий молча ел доширак, стоя у раковины. Татьяна Ивановна появилась как нельзя кстати. Она будто чувствовала сердцем, что творится в семье сына. Вошла в квартиру с пакетом, в котором лежали суп, творог и аккуратно завёрнутая в фольгу куриная грудка.
— Ну что, как молодые? — бодро спросила она с порога.
— Всё нормально, мам. Ольга печёт печенье для Графа.
— О, опять Граф. Ну, хоть не для гостей, — усмехнулась Татьяна Ивановна, приправив шутку лёгкой язвительностью.
Ольга сделала вид, что не заметила намёка. Отступила в сторону, пропуская свекровь, и улыбнулась.
— Хотите попробовать? Там индейка, без печени, новый рецепт!
— Нет, спасибо. Я сегодня курицу запекала. Для людей, — сухо ответила Татьяна Ивановна и направилась к холодильнику.
Опытный взгляд скользнул по полкам. Йогурты, пакет молока, банка варенья — то самое, что она принесла полгода назад.
А вот отдельная полка была занята контейнерами с едой для Графа. Подписанными, с нарисованными сердечками и смайликами.
— Ну да, главное — чтоб Граф не голодал, — пробормотала свекровь, захлопнув дверцу.
Дмитрий вздохнул и вышел. Раньше времени, голодный, с тяжёлым сердцем. Он ещё пытался убедить себя, что это просто временные трудности, что всё наладится. Но почему-то не налаживалось.
Прошёл год. Многое изменилось. Например, в семье появился малыш — Коля. Бабушка надеялась, что теперь невестка пересмотрит свои приоритеты.
Но действительность быстро развеяла её иллюзии.
Крики Татьяна Ивановна услышала ещё на лестничной площадке. Пронзительные, захлёбывающиеся. Детские.
— Что у вас тут происходит?! — вскрикнула она, протискиваясь мимо Ольги.
Сердце свекрови упало, когда она увидела внука. Коля лежал на кровати, весь красный от плача, лицо мокрое от слёз. Пелёнка сбилась. А рядом — Граф, лизавший ребёнку лицо, будто пытаясь утешить.
— Ты с ума сошла?! — рявкнула Татьяна Ивановна, хватая собаку за загривок.
Граф зарычал и вырвался. Ольга вбежала с недовольным лицом, выхватила пса и прижала к груди.
— Ты чего орёшь? Он просто успокаивал Колю! Граф сегодня и так настрадался — у него же прививка была! — Она прикрыла собаку руками. — Ты его напугала!
— Это он у тебя страдалец?! — свекровь еле сдерживала ярость. — А ребёнок что, по-твоему, песни распевает?!
Ольга закатила глаза и нехотя подошла к сыну. Взглянула на него с равнодушием, развернулась и пошла на кухню.
— Сейчас подогрею смесь.
Татьяна Ивановна подняла малыша. Пелёнка промокла насквозь. На полу валялась пустая бутылочка. На соске — следы зубов. У Коли зубов ещё не было…
Это мог сделать только Граф. Хотя, если честно, свекровь уже ничему не удивлялась.
Она взяла внука на руки и пошла на кухню, где Ольга лениво размешивала смесь. Коля всхлипывал у неё за спиной, но та даже не обернулась.
— Почему он на смеси? — холодно спросила Татьяна Ивановна.
— А что, мне своей грудью его кормить? Сидеть на диетах? Спасибо, наслышана — ни капусты, ни сыра, ни мандаринов… Нет уж. Я себя тоже люблю.
— А его — нет? — прозвучало с ледяным презрением.
Ольга медленно обернулась. Глаза сузились, кулаки сжались. Граф терся о её ногу, но это не помогало.
— Ты зашла в мой дом с кучей претензий. Может, ещё инструкцию напишешь, как мне жить?
— Я пришла, потому что внук орет, а ты, судя по запаху, своему псу кашу варишь! Ты мать или кто?
Ольга швырнула бутылочку в раковину. Граф взвизгнул и спрятался под стол.
— А ты кто такая, чтоб мне указывать?! Это мой дом, мой ребёнок и мой Граф!
— Граф у тебя, вижу, на первом месте! Да ты больная! У тебя собака важнее ребёнка!
— Он хотя бы не орёт без остановки, — бросила Ольга и вышла из комнаты.
В этот момент открылась дверь. Вернулся Дмитрий. Увидел мать с Колей, жену с перекошенным лицом — и понял, что попал в самый эпицентр бури.
— Что случилось?
— Спроси у своей жены, — Татьяна Ивановна еле сдерживала голос.Дмитрий посмотрел на мать, на плачущего сына, на собаку, жмущуюся в углу, и вдруг понял, что границы терпения уже давно пройдены.
