Муж назвал её «никем» перед любовницей, но через год жена всё-таки нашла, чем ему ответить…
— Девушка, вам плохо? — участливый мужской голос вырвал её из оцепенения. Она подняла на незнакомца заплаканные, ничего не видящие глаза и… разрыдалась! Во весь голос, не стесняясь прохожих, которые растерянно расступались в стороны.
Лена уже и не помнила, когда последний раз спала больше пяти часов. Её день начинался затемно и заканчивался далеко за полночь. Уборка огромной квартиры, готовка на троих (муж, сын, лежачий свёкор), стирка, глажка… А вечером — вторая смена: мытьё полов в бизнес-центре. На себя времени не оставалось — совсем.
Так вышло не сразу, а как-то незаметно. Сначала свекровь, жившая этажом ниже, стала чаще «забегать на чаёк», оставляя после себя гору грязной посуды и бесценные указания. Потом муж решил, что домашние хлопоты — исключительно женская забота.
Сын, давно уже взрослый, быстро усвоил правила игры. Даже на подработке начальник без стеснения нагружал её обязанностями заболевших коллег, прозрачно намекая: «Не нравится — за дверью очередь». Лена молча кивала и делала.
Когда-то, ещё до замужества, она была талантливым кондитером. Её торты вызывали восторг. Но бесконечные семейные проблемы, болезнь свёкра, вечная нехватка денег заставили забыть о любимом деле и пойти туда, где хоть что-то платили за тяжёлую, неблагодарную работу.
Дочь давно выросла, вышла замуж и уехала за границу — помощи от неё не ждали, да Лена и не жаловалась, лишь тихо радовалась её счастью издалека.
Усталость стала её вторым именем. Каждый вечер она буквально падала на кровать, проваливаясь в тяжёлый, безсновидный сон, чтобы через несколько часов снова начать этот безумный марафон. Годы такой жизни не прошли бесследно.
Она давно перестала ухаживать за собой. Лишний вес, который муж насмешливо называл «медвежьим», тусклые волосы, собранные в хвост, старый халат и вечно уставшее, замученное лицо.
Лена давно махнула на себя рукой, забыв, когда в последний раз покупала что-то красивое, а не просто практичное. Муж Сергей к этому времени не просто потерял интерес — он смотрел на неё с плохо скрываемым отвращением.
Его замечания становились всё унизительнее, и тот недавний язвительный намёк про «олимпийского мишку» был лишь одним из многих. Он всё чаще исчезал по вечерам, возвращаясь под утро с пустым взглядом и предательским запахом чужих духов.
Свекровь довершала картину. Её ядовитое шипение и жалобы сыну на «никудышную невестку» стали ежедневным испытанием. Проходя мимо лавочки, Лена физически чувствовала на себе её цепкий, осуждающий взгляд и слышала обрывки сплетен с соседками.
Было тошно и противно, но сил спорить или бороться уже не оставалось. С каждым днём Лена всё явственнее ощущала себя не женщиной, не человеком, а просто невидимой функцией — безмолвной машиной для обслуживания чужих нужд.
— Ленка, ты на себя посмотри! — ахнула как-то школьная подруга при случайной встрече. — Да брось ты всех, займись собой!
— Не могу, Оля. Семья — это главное, — пробормотала Лена, отводя взгляд. Но слова подруги попали прямо в сердце.
Развязка наступила внезапно и страшно. Переутомление дало о себе знать — измотанная до предела, Лена заснула в автобусе, проехала лишние остановки. Вышла в незнакомом районе и пошла к метро через оживлённую улицу с летними террасами кафе.
И вдруг замерла. За одним из столиков сидел её Сергей. Он сиял, как начищенный самовар, и нежно обнимал за плечи ухоженную блондинку, чьё платье, наверное, стоило как три её зарплаты.
Мир вокруг Лены поблёк, стал свинцово-серым. Ледяной обруч сжал грудь, в ушах зазвенело… Собрав последние силы, она подошла.
— Серёж?
Он обернулся. На его лице мелькнуло что-то похожее на испуг, но тут же сменилось досадой. Блондинка презрительно оглядела Лену с ног до головы.
— Милый, а это кто? — капризно протянула она.
И тут Сергей, глядя куда-то мимо Лены, выдавил:
— А, это… Да так, никто. Просто с работы.
«С работы». Не жена, не мать его ребёнка, а просто «с работы». Он опозорил её. Устыдился перед этой накрашенной куклой. Это было хуже пощёчины. Боль, обида, унижение, ненужное самопожертвование, никем не замеченные жертвы ради семьи… — всё, что копилось годами, — обрушилось на неё в один миг.
Она развернулась и пошла, не различая дороги, шатаясь, как пьяная. Мир вокруг туманился, замедлялся… В груди сжимало так, будто камень упал прямо на сердце. В голове гудело одно и то же: «С работы… с работы…»
— Девушка, вам плохо? — заботливый мужской голос вдруг вырвал её из оцепенения. Она подняла заплаканные, ничего не видящие глаза на незнакомца — и разрыдалась. Громко, без тени стыда перед прохожими, которые опасливо обходили её стороной. Она плакала не из-за измены. Она оплакивала свою загубленную жизнь, разрушенные мечты, саму себя — ту Лену, которой больше не существовало.
Домой вернулась, как во сне. Молча прошла мимо шипящей свекрови. Открыла дверь своим ключом.
— Мам, ты мои синие носки постирала? В шкаф положила? — донёсся из комнаты голос 25-летнего сына. Он даже не спросил, почему она так поздно пришла и отчего у неё опухшие глаза.
Завибрировал телефон. Звонил начальник.
— Лена, Смирнова опять на больничном! Завтра с утра — в офис, тут завал!
— Я не приду, — едва чётко ответила Лена.
— Что?! Ты в своём уме?! Я тебя уволь… — она нажала «отбой» и сунула телефон в карман потрёпанной куртки.
Без единого слова собрала небольшую сумку с самым необходимым и вышла из квартиры, которая уже давно не была ей домом. Отправилась к маме. Первые две недели телефон не умолкал — звонили муж, сын, начальник. Но Лена молчала. Она поняла: им нужна не она, а её функции — приготовить, убрать, подменить.
Она
