Он не успел посадить дерево. Я сделала это за нас
Ольга сидела за кухонным столом, обхватив ладонями старые карманные часы мужа. Потёртая позолота, трещина на стекле — стрелки застыли на безликом «пять тридцать». Время пустоты. Или наоборот — переполненное до краёв. Она вертела их в пальцах, будто пыталась завести запутавшийся механизм.
— Что ты от меня прятал, Дима? — шептала Ольга, всматриваясь в потускневшие цифры. — Носил их даже сломанными… Почему?
Дмитрия не стало три месяца назад. Инфаркт — резкий, как удар обухом по спине. Ольге было тридцать, ему — тридцать три. Они только начали строить планы: ребёнок, ремонт в квартире, дача под Питером. Но время замерло. Как эти часы.
Она отложила их на скатерть в горошек. Разбирать вещи мужа было невыносимо — каждая рубашка пахла его одеколоном. Часы стали последней загадкой. «Это важно, Оль» — вот и всё, что говорил Дима.
За окном золотился подмосковный вечер. Дети с криками гоняли мяч, где-то вдалеке гавкала собака. Жизнь шла своим чередом, но для Ольги она будто выключилась.
— Хватит, — прошептала она, сжимая кулаки. — Надо жить. Хотя бы ради него.
***
Ольга не привыкла отступать. До замужества она собирала букеты в цветочном киоске у метро. Дима шутил, что она «договаривается с розами». Сам он работал сантехником — серьёзный, с морщинками у глаз. Познакомились случайно: Ольга уронила горшок с геранью у подъезда, а Дима, проходивший мимо, собрал осколки.
— Цветок цел, — ухмыльнулся он. — А вот твоё лицо — полная катастрофа.
— Это бабушкин горшок! — фыркнула Ольга, но тут же рассмеялась. Его спокойствие было обманчивым, как тихая заводь.
Через год они расписались, сняли «двушку» в Люберцах, завели кота Цыгана. Мечтали о ребёнке. Но полтора года назад Ольга потеряла сына на четвёртом месяце. Дима молча сжимал её руку в больничной палате. Они не говорили об этом — просто продолжали жить. А теперь не стало и его.
Часы лежали на столе, будто заряженная мина. Ольга сунула их в сумку и поехала в город. В старом арбатском переулке жил часовщик Фёдор, о котором Дима как-то обмолвился.
***
Мастерская пахла машинным маслом и пылью. За прилавком сидел седой старик с глазами, похожими на старые пятаки.
— Починить можно? — Ольга выложила часы на стеклянную витрину.
Фёдор щёлкнул увеличительным стеклом и заворчал:
— «Молния», 50-е годы. Где достали?
— Муж… Он их берег.
Старик крякнул, поддел крышку отвёрточкой — и вдруг замер.
— Тут вам, — пробормотал он, доставая пожелтевший клочок бумаги. — Часы не идут — пружина лопнула. Починю за неделю. А это… ваше.
Ольга развернула записку дрожащими пальцами. Узнала димины каракули:
«Сыну, которого не увижу.
Прости, что не сберёг тебя. Обещал маме, что станем семьёй. Я хотел посадить для тебя берёзку, как у нашего деда в деревне. Говорил, деревья — это бессмертие. Если читаешь это — значит, я не успел. Но мама сделает вместо меня. Она у нас крепкая, моя Ольга. Присмотри за ней, ладно?
Твой папа, Дима».
Слёзы залили буквы. Ольга прижала бумагу к груди, будто могла через неё обнять Диму. Он написал это после их потери… но не показал. Почему? Жалел её?
— Дурак, — прошептала она, вытирая лицо. — Ладно, посажу твою берёзу.
***
В питомнике у станции Раменское Ольга выбрала тоненький саженец. Продавщица Галя, женщина с лицом, как печёное яблоко, ковыряла землю ногтями:
— Для кого берёзку?
— Для сына. И для мужа.
Галя закивала, будто услышала знакомую мелодию:
— Мой Васька тоже берёзы любил. Каждую осень сажал у дома. Теперь я за ними ухаживаю.
— А он… — Ольга замолчала.
— Пять лет как нет. Но я его в листве вижу, — хрипло рассмеялась Галя. — Сажай, не бойсь. Приживётся.
Дома Ольга выкопала яму у забора. Кот Цыган наблюдал, свёрнувшись калачиком на крыльце. Соседка Зинаида — женщина с вечным клубничным вареньем — высунулась через забор:
— Оль, ты чего? Парника что ли строишь?
— Дерево сажаю.
— Да что ж ты одна! — Зинаида уже ломилась в калитку. — Для кого берёзка?
Ольга рассказала про записку. Зинаида слушала, кряхтя, как самовар перед закипанием:
— Мужики они такие. Молчат, молчат, а потом — раз! — и наследство. Мой Колька перед смертью огород весь картошкой засадил. Говорит: «Зин, чтоб ты голодной не была».
— А ты не злилась? — Ольга придерживала саженец.
— Ещё как! — фыркнула Зинаида. — А потом поняла — они ведь по-другому любят. Слова не их инструмент. Держи-ка лейку.
Берёзка стояла прямо, будто росла здесь всегда.
— Красиво, — сказала Зинаида. — Теперь она твоя.
Впервые за месяцы Ольга почувствовала, что дышать стало легче.
***
На следующей неделе Фёдор вернул часы.
— Ходят, — буркнул он. — И ещё кое-что нашёл.
Новая записка была короткой:
«Оль, если читаешь — значит, я опоздал. Ты — мой хронометр. Без тебя я бы остановился. Живи, ладно? А ещё загляни к моему другу Серёге — он знает, что делать.»
— Какой Серёга? — Ольга нахмурилась.
— Грузчик с овощной базы, — Фёдор чиркнул адрес на обрывке газеты. — Твой Дима с ним каждые выходные в баньку ходил.
***
Сергей оказалсяОльга нашла его на складе, где среди ящиков с овощами стоял недостроенный детский городок — последний подарок Димы детям из их района.
