Он не успел посадить дерево. Я сделала это за нас.
Ольга сидела за дубовым столом в гостиной, сжимая в руках карманные часы мужа. Они были массивными, с потемневшим серебряным корпусом и треснувшим стеклом. Стрелки застыли на пяти тридцати — времени, которое уже ничего не значило. Или значило слишком много. Она перебирала их пальцами, будто пыталась завести снова.
— Что ты скрывал, Игорь? — прошептала Ольга, глядя на циферблат. — Они всегда были с тобой, даже когда сломались. Почему?
Игорь умер три месяца назад. Инфаркт — внезапный, как летняя гроза. Ей было тридцать два, ему — тридцать семь. Они только начинали строить планы: мечтали о детях, о поездке к морю, о яблоньке во дворе. Но время остановилось. Как эти часы.
Ольга вздохнула и отложила их. Она собиралась разобрать вещи мужа, но каждый свитер, каждая книга возвращали воспоминания. Часы оставались последней загадкой. Игорь никогда не рассказывал, откуда они. Говорил лишь: «Это важно, Оля». И всё.
Она подошла к окну. Их дом на окраине утопал в золоте осени. Во дворе ребятня гоняла мяч, вдалеке лаял пёс. Жизнь шла своим чередом, но для Ольги она словно застыла.
— Хватит, — сказала она себе. — Надо жить. Хотя бы ради него.
***
Ольга не из тех, кто опускает руки. До замужества она работала флористом в салоне, собирала букеты, от которых у клиентов теплело на душе. Игорь шутил, что она «договаривается с цветами». Сам он был инженером, немногословным, но с доброй улыбкой. Они познакомились случайно: Ольга уронила горшок с геранью у входа в кафе, а Игорь, проходивший мимо, помог собрать осколки.
— Цветок цел, — успокоил он тогда. — А вот ты, похоже, в расстройстве.
— Да это же мой любимый горшок! — всплеснула руками Ольга, но тут же рассмеялась. Его спокойствие было заразительным.
Так началась их история. Через год они поженились, купили дом, завели кота по имени Дымок. Мечтали о малыше. Но судьба распорядилась иначе. Год назад Ольга потеряла ребёнка на четвёртом месяце. Игорь был рядом, сжимал её руку, молчал — но его молчание говорило громче слов. Они не обсуждали боль, просто жили дальше. А теперь и его не стало.
Часы лежали на столе, будто немой укор. Ольга взяла их и твёрдо вышла из дома. В городе жил старый часовщик, о котором Игорь упоминал. Может, он знает разгадку.
***
Мастерская ютилась в переулке. На вывеске красовалось: «Ремонт часов». За стойкой сидел седой старик с бородой — Пётр Степанович.
— Здравствуйте, — сказала Ольга, кладя часы на прилавок. — Они остановились. Можете починить?
Старик надел очки, разглядел механизм.
— Старина, — пробурчал он. — Швейцарские, начала века. Откуда у вас?
— Мужа. Он… очень их ценил.
Пётр Степанович кивнул, словно понял больше, чем она сказала. Осторожно открыл крышку, нахмурился.
— Тут кое-что есть, — достал сложенный листок. — Похоже, записка.
Ольга замерла.
— Какая записка?
— Не знаю, — пожал плечами мастер. — Механизм заржавел — починю за пару дней. А это… ваше.
Он протянул пожелтевшую бумагу. Ольга взяла её дрожащими пальцами, но развернуть не решилась.
— Спасибо, — прошептала. — Зайду позже.
***
Дома Ольга долго сидела с запиской в руках. Кот Дымок терся о её ноги, но она не замечала. Наконец, сделав глубокий вдох, развернула листок. Узнала почерк Игоря — чёткий, чуть наклоненный.
«Моему малышу, которого я не увижу.
Прости, что не сберёг тебя. Обещал маме, что мы будем семьёй, но вышло иначе. Я мечтал посадить для тебя яблоню, как у моего деда. Он говорил, дерево — это продолжение жизни. Если читаешь это, значит, не успел. Но мама сделает за меня. Она сильная, моя Оля. Береги её, ладно?
Твой папа, Игорь».
Слёзы катились по щекам. Она прижала листок к груди, будто могла обнять его через эти строки. Он написал это после их потери, но не показал. Почему? Чтобы не бередить рану? Или чтобы оставить ей частичку себя?
— Вечно ты всё по-своему, — улыбнулась она сквозь слёзы. — Хорошо, я посажу твою яблоню.
***
На следующий день Ольга отправилась в питомник. Выбрала молодое деревце с гибкими ветвями. Продавщица, седая женщина по имени Галина, заметила её задумчивость.
— Кому сажаете? — спросила она, укутывая корни.
— Сыну, — тихо ответила Ольга. — И мужу.
Галина мягко улыбнулась:
— Хорошее дело. Дерево — как память. Мой покойный сажал вишни. Теперь я за ними ухаживаю.
— Он… давно ушёл?
— Пять лет. Но будто рядом, когда смотрю на сад, — сказала Галина. — Сажайте смело. Приживётся.
Ольга кивнула, в груди потеплело. Вернувшись, взяла лопату и начала копать у забора. Дымок наблюдал с крыльца, будто одобрял. Земля была плотной, но она не сдавалась.
— Эй, соседка, что за стройка? — раздался голос за калиткой.
Таня, соседка, уже шла через двор, не дожидаясь приглашения.
— Дерево сажаю, — ответила Ольга.
— Давай помогу! — Таня хватала лопату. — Для кого?
Ольга рассказала про записку. Таня слушала, качая головой:
— Мужики… Всё в себе носят. Мой Васька перед смертью письмо под матрасом оставил. А я два года не знала!
— И не обидно?
— Ещё как! Но они же так любят. Слова — не их конёк. Держи ствол, я землю подсыплю.
Яблонька встала ровно, будто всегда тут росла.
— Красиво, — сказала Таня. — Теперь расти её, Оль. Это теперь твой сынок.
Впервые за месяцы Ольга почувствовала, что не одна.
***
Через два дня часы были готовы. Пётр Степанович вручил их со словами:
— Идут как новенькие.Ольга достала часы — они тикали ровно, отмеряя новое время, в котором боль уступала место светлой памяти, а яблоня во дворе шелестела листьями, будто отвечая на её тихое «спасибо».
