Она сказала, что я «не гожусь в отцы» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Марина начала рожать, я был в другом конце области на байкерской встрече. Она умоляла меня не отменять поездку, говорила, что всё будет хорошо, что ещё есть время.
Времени не было.
На свет появились трое прекрасных малышей а её не стало.
Помню, как держал эти крошечные свёртки в реанимации для новорождённых. От меня ещё пахло бензином и кожаной курткой. У меня не было ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я посмотрел на них на Лизу, Надю и Степана и понял: я отсюда не уйду.
Ночные покатушки заменились на ночные кормления. Ребята из мастерской подменяли меня на сменах, чтобы я успевал забирать детей из садика. Я научился заплетать Наде косички, успокаивать Лизу в её вспышках гнева, уговаривать Степана есть что-то кроме макарон с маслом. Перестал уезжать в долгие рейды. Продал два мотоцикла. Своими руками собрал двухъярусные кровати.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Я не был идеальным, но я был рядом. Каждый день.
А потом появился он.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Ни разу не навестил Марину во время беременности. По её словам, он заявил, что тройня «не в его стиле жизни».
Но теперь? Он хотел забрать их.
И пришёл не один. С собой он привёл соцработницу по имени Ольга. Та окинула взглядом мои заляпанные маслом комбинезоны и заявила, что я «неподходящая среда для долгосрочного воспитания этих детей».
Я не верил своим ушам.
Ольга осмотрела наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Резиновые сапожки у входа. Улыбалась вежливо. Делала заметки. Я заметил, как её взгляд задержался на моём тату на шее.
Самое страшное дети ничего не понимали. Лиза спряталась за мной. Стёпа расплакался. Надя спросила: «Этот дядя будет нашим новым папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Разве что через суд.»
А теперь заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Чёртовски дорогой, но оно того стоит. Моя мастерская едва держится на плаву, потому что я тяну всё один, но я продал бы даже последний ключ, лишь бы оставить детей.
Я не знал, что решит судья.
Накануне заседания я не мог уснуть. Сидел на кухне, в руках рисунок Лизы: я держу их за руки перед нашим домом, а в углу солнце и пара облаков. Простые детские каракули, но, если честно, на этом рисунке я выглядел счастливее, чем когда-либо в жизни.
Утром я надел рубашку с пуговицами, которую не носил со времён похорон Марины. Надя вышла из комнаты и сказала: «Дядя Дима, ты как поп выглядишь.»
«Надеюсь, судье попы нравятся,» попробовал пошутить я.
Суд был как другой мир. Всё бежевое и глянцевое. Виктор сидел напротив в дорогом костюме, изображая заботливого отца. Он даже принёс фотографию тройни в купленной рамке будто это что-то доказывало.
Ольга зачитала свой отчёт. Не врала, но и смягчать не старалась. Упомянула «ограниченные ресурсы», «проблемы эмоционального развития» и, конечно же, «отсутствие традиционной семьи».
Я сжимал кулаки под столом.
Потом была моя очередь.
Я рассказал судье всё. С того звонка про Марину до случая, когда Надя блеванула мне на спину в поездке, а я даже не дрогнул. Говорил о задержке речи у Лизы и о том, как устроился на вторую работу, чтобы оплачивать логопеда. Рассказал, как Стёпа научился плавать только потому, что я пообещал ему котлету по-киевски каждую пятницу, если он не сдастся.
Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете в одиночку поднять троих детей?»
Я сглотнул. Мог соврать. Но не стал.
«Нет. Не всегда,» ответил я. «Но я делаю это. Каждый день, уже пять лет. Я делал это не потому, что был обязан. Я делал это потому, что они моя семья.»
Виктор наклонился вперёд, будто хотел что-то сказать. Но промолчал.
И тут случилось неожиданное.
Надя подняла руку.
Судья, удивлённый, спросил: «Юная леди?»
Она встала на табурет и сказала: «Дядя Дима обнимает нас каждое утро. А когда нам снятся плохие сны, он спит на полу рядом с нашей кроватью. А ещё он продал свой мотоцикл, чтобы починить нам отопление. Я не знаю, какой должен быть папа, но у нас он уже есть.»
Тишина. Абсолютная тишина.
Не знаю, решило ли это всё. Может, судья и так уже принял решение. Но когда он наконец произнёс: «Опеку оставляем за Дмитрием Соколовым» я выдохнул так, будто не дышал годами.
Виктор даже не взглянул на меня, уходя. Ольга кивнула едва заметно.
Вечером я приготовил сырные гренки с томатным супом любимое блюдо детей. Надя плясала на кухонном столе. Стёпа размахивал ножом для масла, как световым мечом. Лиза обняла меня и прошептала: «Я знала, что ты победишь.»
И в тот момент, несмотря на засаленную кухню и усталость, я чувствовал себя самым богатым человеком на свете.
Семья это не про кровь. Это про тех, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.
Если веришь, что любовь делает кого-то родителем передай эту историю дальше. Возможно, кому-то она нужна именно сегодня. .
