— Оля, помнишь, мы с тобой клялись никогда не врать друг другу?.. Придётся сказать правду: я полюбил. Другую. Прости, но я ухожу. Она — та самая, с которой хочу встретить старость. Она уникальная, она словно… звёздное небо. Эти чувства — они настоящие, безграничные, как космос…
Когда Артём произносил эти слова, его глаза сияли, будто он увидел ангела. А Оля стояла, сжимая спинку кухонного стула, чтобы не упасть.
— Ты вообще в адеквате, Тёма? Какая любовь всей жизни? А я тогда кто? Ты не забыл, что у нас сын? Ему год и три, Артём. Год и три. Я сижу дома, не работаю, а ты, в свои тридцать шесть, вдруг возомнил себя героем романтического сериала?
— Оль, я… — он попытался что-то сказать, но, словно испугавшись собственных слов, сбежал в ванную с телефоном. Видимо, продолжал общаться со своей «звёздной принцессой» через мессенджеры.
Вечером Оля рыдала, прижимая к себе спящего Стёпку. Ночь пролетела в слезах, а утром, небрежно собрав волосы в хвост и кое-как одев ребёнка, она отправилась к свекрови.
— Оленька, ну что ты за напасть. Надо было мужа держать в ежовых рукавицах. Сама ходишь, как затюканная серая мышка, а потом удивляешься, что мужик сбежал. Времена сейчас такие — всё быстро, мимолётно. Вот и наш Артёмка не стал ждать, понял, что встретил ту самую. Ты не первая, не последняя. Приводи Стёпку, помогу, если что. А там глядишь — и себе кого-нибудь подцепишь, — отмахнулась Людмила Викторовна, будто речь шла не о семье, а о последней акции в «Пятёрочке».
Оля шла домой, чувствуя, как внутри у неё что-то разбилось. Надежды. Ожидания. Вера в людей. Всё.
Три дня она плакала. А потом встала, утерла слёзы и сделала главное — подала на алименты. Заодно — на развод. Хватит верить, что что-то ещё можно исправить. Пусть Артём наслаждается свободой, о которой так мечтал.
Свекровь изредка помогала, но это больше напоминало подачки. Пачка памперсов — как благотворительность, пара тысяч на «молочко» — с многозначительным взглядом. Мама Оли жила в другом городе, присылала немного денег, каждый раз причитая по телефону, как же несправедлива жизнь. Оля слушала, стиснув зубы, и шла дальше.
Прошёл год. Она устроила Стёпу в садик, вышла на работу. Первые месяцы были адом: сопли, больничные, бессонные ночи. Но потом всё наладилось. Оля привыкла. В этой новой жизни было что-то хорошее: свобода, ясность, никакого вранья. Иногда она смотрела на отцов у садика — уставших, вечно недовольных — и думала: «Слава Богу, я одна».
И тут однажды свекровь позвонила:
— Олечка! Новость какая! Артёмка будет папой, представляешь?
— Замечательно. Здоровья маме и малышу, — спокойно ответила Оля. И с удивлением поняла — не больно. Даже не сжалось сердце. Видимо, зажило.
А через неделю — новый звонок. И в трубке — истерика.
— Олечка! Горе-то какое! Артём попал в аварию! В реанимации! Его «Ладу» — в хлам, сам чудом жив остался. Теперь инвалид. Кошмар…
Оля замерла. Ей стало искренне жаль. Всё-таки отец её ребёнка. Но жаль — не значит «надо возвращаться». И уж точно не повод снова ввязываться в этот цирк.
Однако через пару дней раздался ещё один звонок:
— Оля, ты должна забрать Артёма. Ухаживать за ним, выхаживать. Я помогу, чем смогу. Надо его спасать, Олечка!
— Я должна? С чего бы это?
— Ну как же, вы же почти семья. Просто печать в паспорте поставили. У вас же сын! Он же всегда спрашивал про Стёпку, всегда его любил. И тебя тоже. Просто ошибся. Все мы ошибаемся.
— Ошибся? Отлично. Пусть теперь его «звёздная любовь» о нём заботится. А я тут ни при чём.
— Да она его бросила! Сказала, что инвалид ей не нужен. Один раз в больнице была — и всё. У них же ребёнок будет — а она хочет избавиться, представляешь?
— Прекрасно представляю. Но это не мои проблемы. Он бросил меня и сына, забыл про нас. Виделся со Стёпой раз в полгода, алименты — копейки. Где же был его «отеческий долг» тогда?
— Да у тебя сердца нет! Бесчувственная! Я сыну расскажу, как ты отца в беде кинула! Вырастет — узнает правду!
— Расскажите, Людмила Викторовна. Только начните с того, как он ушёл, бросив нас. И где он был, когда Стёпа температурил и плакал ночами. Мне не страшно. Пусть знает, как есть.
В итоге свекровь забрала Артёма к себе. Всё оказалось не так страшно: он выкарабкался, начал ходить с тростью. А вскоре Оля встретила старую подругу, с которой когда-то дружили семьями. И вот что та поведала:
— Оль, ты в курсе, что Людмила Викторовна по всему району трубит, будто ты бросила Артёма, когда он в коме лежал? Что никакой женщины у него не было, а ты просто взяла и развелась, пока он без сознания был?
— Что?!
— Да! И что это ты не даёшь ему сына видеть, будто он — несчастная жертва, а ты — холодная эгоистка. Говорят, он из-за тебя в аварию влетел, типа, переживал…
Оля шла домой, не веря своим ушам. Как можно так врать? Как можно перевернуть всё с ног на голову? И самое ужасное — находить тех, кто в это верит.
Стёпу она забрала из садика. Он шёл рядом, весёлый, что-то болтая, а Оля всё думала и думала…
— Мам, мам, мы пришли! — Стёпа дернул её за руку. — Ты чего такая грустная? Из-за бабушки? Из-за папы?
Оля кивнула, не в силах выговорить ни слова.
— Не грусти. Я буду хорошим, за них двоих. Я тебя очень люблю, мамочка.
И тогда, обняв сына, Оля вдруг почувствовала странную лёгкость. Словно с плеч сбросили мешок с картошкой. Больше не было злости. Возмущения. Пусть говорят. Пусть врут. Главное — вот он, её маленький человечек.И, крепче обняв сына, она твёрдо решила, что с этого дня их жизнь будет наполнена только счастьем, а все невзгоды останутся в прошлом.
