После повышения Анастасии в крупном банке в Москве её характер резко переменился. Из скромной и заботливой жены она превратилась в резкую, требовательную и вечно недовольную женщину. Её муж, Виктор, не понимал: «Что за перемена? Раньше всё было в порядке». Анастасия упрекала его за безделье — мол, почему всё на её плечах: и готовка, и ребёнок, и уборка. А Виктор не видел проблемы. Он рассуждал: «В нашей двушке в Люберцах работы для мужчины — раз-два и обчёлся. Полки крепкие, сантехника не течёт. А на кухне — женское дело».
Однажды он попросил сварить борщ, на что услышал в ответ: «Почисть овощи — тогда сварю». Он вспылил: «Сама чисти! Ты же женщина!»
Анастасия всё чаще задерживалась в офисе, а их сына из садика теперь забирали последним. Виктору было жалко мальчика, но самому идти? А вдруг попросят мебель передвинуть или кран починить?
Ему казалось, что жена перестала его ценить. Он ворчал: «Зачем тебе эта должность? Сидела бы тихо — и жили бы как раньше». Анастасия спокойно отвечала: «Вернись в отдел продаж, зарабатывай больше — тогда я уйду с работы, буду дома готовить и с ребёнком сидеть. Но на твои 80 тысяч рублей в месяц мы не проживём. Раньше моя мама помогала, теперь у неё свои траты». Виктор злился: «Опять ей ремонт захотелось!»
Сам он не рвался вверх по карьерной лестнице. Видел, как директор пашет без выходных, и говорил: «Нет уж, спасибо. Я отработал своё — и свободен». Но чем чаще он слышал упрёки жены, тем больше в нём копилась обида. Он решил: «Раз хочет быть начальницей — пусть поймёт, что такое одиночество».
Он стал задерживаться на работе, а потом завёл роман с коллегой из бухгалтерии — Ириной. Она была простая, не красавица, но с пышными формами, мягким голосом и всегда с домашней выпечкой.
У Ирины был маленький сын, но Виктора это не смущало. У неё он чувствовал себя важным: тёплый ужин, ласковые слова, восхищённые взгляды. Они виделись всё чаще. Тем временем мать Анастасии забирала внука из сада — та с головой ушла в важный проект. Виктор злорадствовал: «Отлично. Она не готовит, а я не голодаю. Ирина и накормит, и приласкает. Всё честно».
Но у Ирины были свои условия. Если Виктор приходил без подарков, духов или денег «на что-нибудь приятное» — она хмурилась. Ужин становился скромнее, а ласка — холоднее.
Виктора это настораживало, но он утешал себя: «Ладно, ну и что? Она не требует любви — только знаки внимания и немного денег. Зато когда Анастасия узнает, что я ухожу — вот тогда запоёт по-другому!»
Когда Ирина, без тени смущения, попросила помочь с шубой, Виктор понял: пора заканчивать этот спектакль.
Он ворвался домой, дождался жену и, насупившись, заявил:
— Анастасия, хватит. Я мужчина! Мне нужен ужин, порядок в доме, чистые рубашки! Ты приходишь раньше — почему не приготовишь? Или постирать сложно?
Анастасия молча сняла пальто, поставила сумку на пол и устало спросила:
— Это всё?
— Нет! — пафосно воскликнул он.— Я ухожу! К другой! К женщине, которая меня ценит! Вещи собрал — и всё! Живи как знаешь!
— Отлично, — кивнула она. — Вали. Надоел, как вечный нытик. Квартиру оставляешь. Ипотеку платила я. Адвокат подтвердит — ты в неё ни рубля не вложил.
Виктора будто окатили кипятком. Где слёзы? Где мольбы? Он ждал, что Анастасия схватится за него, будет умолять остаться. Но вместо этого — холодный расчёт.
С бешено бьющимся сердцем он схватил сумку и поехал к Ирине. Уверенно постучал: «Любимая, я теперь с тобой. Насовсем!» Она открыла, окинула его взглядом и скрестила руки:
— А с чего ты взял, что я тебя звала жить? У меня ребёнок, съёмная квартира, зарплата копеечная. Ты — не выход, ты — траты. Не готов обеспечивать — проваливай.
Дверь захлопнулась перед самым носом. А он так и остался на лестнице — с сумкой, разбитым самолюбием и пустыми руками. Никому не нужный. Ни жене, ни любовнице. И впервые за долгие годы — по-настоящему один.
