Изредка жизнь бьёт по сердцу так, будто остриём ножа. Больно. Терзающе. И ты не понимаешь — за что? Почему? Чем это заслужил?
Мы с Ольгой прожили вместе десять лет. Встретились ещё студентами в Санкт-Петербурге, а затем вместе перебрались в Москву, где началась наша взрослая жизнь. Родились две дочки — Полина и Наташа. Разница между ними — всего год. Я работал в строительной компании, зарабатывал стабильно, мы не жили в роскоши, но на жизнь хватало: пару раз в год всей семьёй выезжали на отдых, снимали просторную квартиру, могли позволить себе помощницу по дому и даже небольшие радости — вроде новых платьев или игрушек.
Ольга была дома, подрабатывала удалённо — писала тексты, управляла парой интернет-магазинов. Я всегда помогал: мыл посуду, гулял с девочками, делал с ними поделки и помогал с обучающими играми.
Я считал, что у нас всё хорошо. Но однажды она просто сказала:
— Я ухожу.
Сначала я не понял, о чём она. Я думал, речь идёт об отдыхе, командировке, временной поездке. Но потом она произнесла:
— Я нашла себя. Хочу другого. Больше.
Она не просто оставила меня. Она оставила дочерей. Оставила Полину и Наташу — пятилетнюю и четырёхлетнюю — со мной. Без капли сожаления, без слёз. А через неделю я увидел её страницу в «ВКонтакте»: бриллиантовое кольцо, поездка на яхте по Черному морю, шампанское в люксе отеля, платья от дизайнеров и подпись — «новая жизнь начинается здесь».
Я долго не мог понять, как так. Она выбрала это? Блеск, роскошь — и ни единого звонка дочкам?
Самое трудное — видеть, как девочки день за днём спрашивали:
— Папа, а мама вернётся?
А я не знал, что ответить. Как объяснить малышам, что мама не просто ушла — она предпочла деньги их детским ручкам?
Прошло два года. Я справлялся. Было тяжело — очень. Порой по ночам опускались руки, иногда приходилось брать больничный, потому что сидел с заболевшими девочками. Но мы выстояли. Полина пошла в первый класс, Наташа — в подготовительный. Мы стали командой. Я — их опора, они — моя мотивация жить.
И вот однажды, в обычный будний вечер, зашёл я в ближайший магазин за молоком и хлебом. Стою у кассы — и замираю. Передо мной она. Ольга.
Нет больше той ослепительной женщины из «ВКонтакте». Передо мной стоит измученная женщина в потёртом пальто, с тусклым взглядом и дрожащими руками. В её кошельке — мелочь, в корзине — хлеб, пачка макарон и самая дешёвая колбаса.
Наши взгляды встретились. Она побледнела, словно увидела привидение.
— Это ты… — прошептала она.
Я молчал. Потому что в тот момент не знал, что во мне сильнее: ярость, обида или пустота.
— Как девочки? — её голос дрожал.
Я сжал кулаки.
— Прекрасно. Потому что у них есть я.
Она отвела взгляд. Её губы задрожали.
— Я… я хотела бы увидеть их.
— Спустя два года? — я почувствовал, как закипает кровь. — Ты хоть раз поинтересовалась, как они? Хоть открытку прислала?
Она опустила глаза.
— Я совершила ошибку…
Я горько усмехнулся:
— Ошибка — это забыть зонтик в дождь. А ты — бросила своих детей ради красивой жизни. Неужели думала, что яхты и платья заменят тебе совесть?
— Он ушёл… — прошептала она. — Когда понял, что я ему больше не нужна. Я осталась ни с чем. Без квартиры, без денег. Даже без прав на ребёнка, потому что я сама отказалась от них.
Я посмотрел на её руки — на безымянном пальце больше не было кольца.
— А девочки? Они для тебя были просто временной помехой?
— Нет… — она заплакала. — Я знаю, что не заслуживаю прощения. Но умоляю… позволь мне хотя бы их увидеть.
Я глубоко вздохнул. Передо мной стояла не та женщина, что уходила из нашего дома с высоко поднятой головой. Это был сломленный человек, пустая тень той, что когда-то клялась любить навсегда.
— Они тебя не помнят, Оля. Уже давно перестали спрашивать, когда ты вернёшься. Они научились жить без тебя.
— Я не хочу ничего… Только взглянуть. Услышать голос…
Я отвернулся. Сердце сжалось от боли. Я не знал, смогу ли когда-нибудь простить.
Но я знал одно: Полина и Наташа — моё всё. И никто не имеет права ранить их снова.
— Я подумаю, — сказал я и ушёл.
А она осталась — посреди магазина, среди чужих людей, со слезами в глазах и пустотой в душе.
Я не знаю, чем всё это закончится. Возможно, однажды я позволю ей поговорить с дочерьми. Но я никогда не позволю им снова почувствовать себя брошенными.
