Бумажный журавлик на улице привёл меня к разгадке исчезновения отца
Моя жизнь не была ни захватывающей, ни наполненной смыслом… пока я не нашла на мокром тротуаре бумажного журавлика — точь-в-точь такого, какие складывал мой отец перед тем, как исчезнуть двадцать пять лет назад.
Для иллюстрации.
Я была писательницей, у которой закончились истории.
Ну, не совсем. Каждый четверг я сдавала статьи в журнал. Что-то вроде «Что ваш любимый вид пельменей говорит о вашем характере». Нормально. Лёгкое чтиво.
Но моя редактор, Алёна, хотела большего.
«На этот раз что-то настоящее, Катерина. С душой. С чувством», — сказала она во время созвона по Zoom, щурясь за кривыми очками и потягивая чай из кружки с надписью «Слово — не воробей».
«Конечно. Может, добавлю хэппи-энд и пару слёз для алгоритмов».
Она даже не моргнула. Просто бросила на меня острый взгляд. И — щёлк. Звонок оборвался.
«Ну, отличный разговор», — пробормотала я.
Я захлопнула ноутбук и откинулась на стуле. В квартире пахло корицей и пыльными книгами. Было тихо. Так тихо, что в ушах звенело, будто тишина дразнила меня, подначивая задуматься.
Мой парень, Антон, любил говорить, что я «неприхотливая». Ну да, конечно. Он просто не знал, что «неприхотливая» — это синоним усталости.
Для иллюстрации.
Антон работал в местном отделении полиции, что добавляло иронии. Он приходил домой с историями о пропавших людях, странных кражах, ночных вызовах по поводу «подозрительных шорохов». Настоящие дела. Важные.
А я?
Я проводила вечера в спорах с метафорами.
«Мы оба что-то ищем. Просто у него для этого есть жетон».
Я накинула пальто. Без цели. Просто нужно было куда-то идти.
На улице мимо проходили люди. Я свернула налево. Потом направо. Потом просто бродила. Пока что-то не остановило меня.
Вспышка цвета у ливнёвки. Маленькая. Неподвижная. Я медленно наклонилась.
«Бумажный журавлик?» — прошептала я, поднимая его.
Он был сложен с идеальной точностью. Каждый сгиб — как по линейке. Но под одним крылом я заметила двойной залом.
«Не может быть…»
Я провела пальцем по этому крошечному изгибу.
«Тайный знак».
Так делал мой отец. Он складывал журавликов из салфеток в кафе, из обрывков бумаги на остановках, из чеков.
«Этот — для тех, кто смотрит глубже», — говорил он, показывая двойной сгиб.
Для иллюстрации.
Я не видела таких больше двадцати пяти лет. Он исчез, когда мне было двенадцать. Без записки. Без следа. Просто… растворился.
«Папа…»
«Некоторые мужчины не созданы для оседлой жизни», — говорила мама, будто заученную реплику из пьесы.
Вдруг раздался голос:
«Эй, это моё!»
Я подняла голову. Мальчик в красной шапке стоял на углу, смотрел на журавлика в моей руке, будто я украла его сокровище.
«Ты обронил?»
«Моя мама купила его. У того дяди».
Он указал на переулок с цветочными ларьками. Тут же подошла женщина.
«Извините, девушка, — сказала она, беря мальчика за руку. — Он вечно всё теряет».
«Скажите, а где вы купили это?»
«У мужчины за углом. Он там обычно до шести. Сам их делает. Все зовут его Степан».
«Спасибо».
Впервые за месяцы во мне что-то дрогнуло. Искра любопытства. Тяга. Я не знала почему.
Но знала одно: мне нужно найти человека, который сложил этого журавлика.
***
Я пришла туда на следующий день. Листья кружились под ногами, и я шла медленнее, не зная, что найду. Вдруг услышала смех. Звонкий, заразительный.
Для иллюстрации.
Кучка ребятишек собралась у цветочного магазина. Четверо или пятеро сидели на корточках, глаза горят, хлопают в ладоши.
«Ещё! Пожалуйста! Сделай дракона!»
«Да, большого!»
«Та-да! Волшебник, давай!»
Я остановилась за углом, наблюдая. И вот он.
Сидит на картонной подстилке, в потрёпанном синем пальто, руки ловко складывают бумажный зоопарк.
Лиса. Лягушка. Жираф из парковочного талона. Он улыбается, но почти не говорит.
Девочка завизжала, получив бабочку из фантика. Мальчик подпрыгивал от нетерпения.
«Ну же, ну же! Дракона!»
Степан (если это его настоящее имя) молча складывал, а дети не отрывали глаз, будто перед ними и правда творилось чудо.
«Этот сложный».
И с последним движением он поднял готовую фигурку.
«Та-да. Дракон».
«Офигенно!»
«На сегодня всё, ладно? Идите мультики смотрите».
Для иллюстрации.
Дети рассмеялись и разбежались, как воробьи, сжимая бумажных зверей. Я подошла ближе, сердце странно сжалось.
«Впечатляет, — тихо сказала я. — Вы Степан?»
Он не поднял головы.
«Так меня зовут».
«Вы всё это сделали?»
«Нет, — сухо ответил он. — Это волшебник из районной библиотеки».
Я улыбнулась. «Вчера я нашла цветного журавлика. У него был двойной сгиб под крылом».
Он замер. Руки остановились на полусгибе. Потом он поднял взгляд.
«Что?»
«Тайный знак, — объяснила я. — Так называл это мой отец. Маленький залом под крылом. Говорил, это для тех, кто смотрит внимательнее».
«Дай угадаю, — пробормотал он. — Ты поэт. Или философ».
«Близко. Писатель».
Он коротко фыркнул. «То же самое. Только меньше бутылок вина и больше кофе».
Он взял рекламную листовку и снова начал складывать. Я наблюдала за его руками.
«А вы помните, как научились этому?» — спросила я.
«Нет. Никто не спрашивает ложку, как она научилась черпать суп. Она просто умеет».
«Вы продаёте их?»
«Как бы. Раз в месяц заходит дизайнер, говорит, что они „добавляют смысла современному пространству“. — Он пожал плечами.
